О тех, кто в МУРе - [2]

– Ключи вам больше не понадобятся, – Леонид Семёнович положил их в целлофановый пакет и опустил в карман пиджака. – Покойного вчера видели? Если да, то в какое время?

– Видел. Я вчера делал ему укол в спальне около десяти часов. Сделал и сразу ушел к себе, а потом лёг спать.

– Кто может это подтвердить?

– Жена и дочка. Когда я вернулся, они телевизор смотрели.

– А вас как зовут, и что вы можете сообщить о покойном? – обратился Горевой к другому мужчине с интеллигентным лицом, одетому в серый костюм и рубашку с галстуком.

– Фёдоров Михаил Сергеевич, врач-гастроэнтеролог, кандидат медицинских наук, работаю на полставки в поликлинике нашего района, где наблюдался и покойный. Он болел диабетом, перенес несколько инфарктов, и, кроме того, печень была увеличена, а всё от этого коньяка, который он с нашим Колей употреблял без всякой меры. В остальное время, – он запнулся, – занимаюсь, так сказать, частной практикой.

– Да вы не волнуйтесь, мы не из налоговой инспекции, нас это не интересует.

– Вот и ладненько, тогда разрешите продолжить. Я поселился здесь лет пять тому назад, обменяв свою старую квартиру. Несколько раз осматривал покойного, так как он жаловался на боли в правом боку.

– Когда вы в последний раз видели профессора, и где были сегодня ночью? – спросил следователь.

– На прошлой неделе столкнулись на лестничной площадке, а ночь я провёл… – тут он запнулся. – Моя жена уже двадцатый день в санатории, а я мужчина, ну, вы понимаете?

– Понимаем. Дайте, пожалуйста, адрес и телефон вашей дамы сердца.

– Позвольте, я напишу. Надеюсь, это останется между нами? И он вывел на бумаге: Фасобина Маргарита Львовна, дальше шли адрес и телефон.

– Фасобина… – задумчиво протянул Сергей Юрьевич, который за годы совместной супружеской жизни кое-чему нахватался у бывшей жены – преподавателя кафедры древних языков. – Не поймёшь, от какого корня. Насколько я помню, «фасоб» у древних ассирийцев означал не то «воин», не то «военачальник». Так, с Вами все понятно, а с Вами мы, наверное, ещё раз поговорим, что да как, в подробностях, – сказал следователь соседу из квартиры напротив.

– Если что надо, заходите, всегда рад помочь нашим органам правопорядка, – ответил Рублёв.

Войдя в одну из комнат, Горевой увидел висящего в петле человека, одетого в пижаму. Своим телом он слегка отклонял люстру, подвешенную на том же старинном кованом крюке. На полу валялись тапочки без задников, называемые в народе шлёпанцами, и массивный дубовый табурет, принесённый, вероятно, из кухни.

Пока следователь Григорьев зачем-то прошёл в спальню, Горевой внимательно осмотрел убранство большой, около тридцати метров, комнаты, видимо, служившей столовой.

Было видно, что здесь недавно делали ремонт.

Леонид Семёнович раздвинул тяжёлые шторы, закрывавшие сводчатые готические окна, так как горевшая люстра не давала достаточно света. Фотограф, он же эксперт-криминалист, сразу же приступил к своим обязанностям.

На стенах висели картины в массивных резных рамах. Горевой снял с крюка скрипку больших размеров. «Альт», – догадался он. На обратной стороне читалась латинская надпись на металлической пластинке: очевидно, инструмент был старинный и, наверное, дорогой.

Леонид Семенович провел пальцем по поверхности, и на ней остался характерный след; затем он вернул альт на место.

В столовой Горевой обратил внимание на мебель из морёного дуба, солидную, под стать покойному.

Она была изготовлена старинным способом, называемым специалистами «интарсия». По этой технологии в массив из ценной породы, например, из дуба или ореха врезается и сажается на клей шпон, – тонкая, примерно миллиметр толщиной, дощечка из другой породы древесины, таким образом, по всему телу массива создается рисунок. Так делали мебель ещё в древнем Риме или Египте. Во второй половине XVIII века этот способ был вытеснен другим, менее трудоемким, но уступающим в прочности, – «маркетри». Массив изделия выполнялся из хвойных пород древесины, а на него наклеивался вышеуказанный шпон из ценных пород, который перед этим тщательно подгонялся по заданному рисунку. Мебель получалась более лёгкая и изящная.

Всё это было известно Горевому. Вы спросите: «Откуда?» Очень просто: Леонид Семёнович в детстве жил в коммунальной квартире на Мытной. Один из его соседей, собиратель всякого рода старинных вещей, посвящал тогда еще десятилетнего Лёньку в тонкости и премудрости антиквариата, в том числе и мебели.

Рассказывал дядя Валя с увлечением, а Лёнька, бывало, сидел и слушал с неподдельным интересом, раскрыв рот, а слушать он любил.

Минут через десять после того, как Леонид Семёнович вернул альт на место, в столовую вошел судмедэксперт Виктор Иванович, а за ним – два санитара с носилками. Один из них собрался перерезать синтетический шнур, на котором висел труп.

– Одну минуточку, мы ещё не закончили, – сказал Горевой.

Вместе со следователем они подняли табурет и подставили под висевшего на шнуре покойника, – между его ногами и сидением образовалось расстояние сантиметра два-три. Тогда Григорьев взялся за одну из стоп и с силой наклонил ее, – создалось впечатление, что повесившийся встал на носок. В этом положении пятка оказалась в воздухе, в пяти сантиметрах от сидения.