О религии Льва Толстого - [37]

, говорит, упокою вы… возьмите иго Мое на себе и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем; и обрящете покой душам вашим. Иго бо Мое благо и бремя Мое легко есть. Не бойтесь, говорит Он, услышав об иге: оно благо. Не страшитесь, услышав о бремени: оно легко… Если ты боишься и содрогаешься, слыша об иге и бремени, то этот страх не от свойства самой вещи, но от твоей лености. Если ты будешь иметь желание и решительность, то все будет для тебя удобно и легко… Если добродетель представляется тебе тяжкою, то знай, что порок еще тягостнее. Это-то самое давая разуметь, Господь не прямо сказал: возмите иго Мое, но наперед: приидите труждающиися и обремененнии, показывая тем, что и грех тяжел, и бремя его не легко и не удобоносимо… То же доказывает опыт. Ничто так не обременяет душу, ничто так не ослепляет мысль и не преклоняет долу как сознание греха; напротив, ничто так не воскрыляет и не возносит горе душу, как приобретение правды и добродетели. Смотри, может ли что быть труднее того, как не иметь ничего? Или подставлять щеку? Не бить бьющего и умереть насильственною смертью? Но если мы исполнены любомудрием, то все это и легко, и удобно, и радостно. Чтобы рассеять ваше недоумение, рассмотрим… каждую из указанных трудностей. Возьмем первую. Не иметь ничего для многих кажется тяжким. Но скажи мне, что более трудно и тягостно: об одном ли чреве заботиться, или обременяться бесчисленными заботами? Одной ли одеждой одеваться и не искать ничего более, или, обладая великим богатством, и день и ночь беспокоиться, бояться, трепетать… тщетно мучиться… Равным образом и подставить щеку, если ты рассудителен, легче, нежели ударить другого, потому что здесь начинается брань, а там оканчивается. Ударом ты в другом воспаляешь огонь, а терпением и свой пламень потушаешь… Даже и смерть бывает лучше жизни… Если ты не веришь словам моим, послушай тех, которые видели лица мучеников во время их подвигов, как они, будучи бичуемы и строгаемы, радовались и веселились; радовались, даже лежа на сковородах, и веселились более, чем возлежащие на ложах, убранных цветами»[62].

Во многих своих беседах св. Иоанн Златоуст показывает, что если исполнение заповедей Христовых не может в этой жизни освободить христиан от скорбей и страданий, и даже последние неразрывно связываются с жизнью по вере[63], то все и наиболее тяжкие страдания — общий удел всех людей, но и в этом случае ученик Христов переносит свои страдания несравненно легче, чем ученик мира. В этом пункте замечается прямое совпадение мысли св. Иоанна и гр. Толстого. «Многие из нерадивых, говорит святитель, думали иметь некоторое извинение, указывая на чрезмерную тяжесть заповедей, на великий труд, на бесконечное время и невыносимое бремя, но… ничего подобного мы не можем представить в оправдание… Поистине и время кратко, и труд мал. На земле подвизаешься, а на небе венец; от людей принимаешь мучения, а от Бога получаешь честь; два дня бежишь, а на бесконечные века награда. А сверх этого должно еще представлять и то, что, хотя бы мы и не решились потерпеть для Христа некоторые скорби, все-же совершенно необходимо будем терпеть их, только иным образом. Если ты и не умрешь за Христа, то не будешь же бессмертен, если и не отвергнешь для Христа богатство, то не возьмешь его с собой по смерти. Он требует от тебя того, что и без требования отдашь… Он желает, чтобы ты добровольно сделал то, что должен будешь сделать и по необходимости; требует только одного того, что приходит и случается и по естественной необходимости».[64] «Мы, если и не положим за Него (Христа) душ своих, то по закону природы непременно должны будем положить, спустя немного времени поневоле расстанемся с жизнью. Так и с деньгами… Так и со смирением: если мы не будем смиренными для Него, то смиряет нас скорбь, несчастья, притеснения… Возлюбим Его по мере сил своих, отдадим все из-за любви к Нему — и душу, и имущество, и славу, и все прочее с радостью, с готовностью, с усердием, не считая этого полезным для Него, но для нас самих. Таков, действительно, закон любви: любящие считают счастьем для себя, когда страдают за любимых»[65]. И если, таким образом, по взгляду святителя, смерть, скорби и лишения равно составляют удел всякого человека, то следующий Христу имеет несравнимое преимущество: благое иго Христовых заповедей помогает ему нести свое жизненное бремя легко, свободно и радостно. «Никто не свободен, кроме того, кто живет для Христа: он стоит выше всех бедствий, и если он сам не захочет сделать себе зла, то никто другой никогда не в состоянии ему будет сделать это. Он неприступен, не терзается от потери имения, потому что знает, что «ничтоже внесохом в мир сей, ниже изнести что можем»; не уловляется честолюбием или славолюбием, так как знает, что наше житие на небесех; порицающий его не причиняет ему скорби, и биющий не приводит в раздражение. Одно у христианина несчастие — оскорбить Бога; а прочее, как то: потерю имущества, лишение отечества, самую крайнюю опасность, он и не считает за бедствие; даже то самое, чего все страшатся — переход отсюда туда — для него приятнее жизни»