О религии Льва Толстого - [35]

Как для гр. Толстого был ясен разлад Евангельских заповедей и устоев наличной жизни христиан, и этот разлад заставлял его тяжко страдать, так подобное же можно сказать и относительно великого церковного учителя. Ему пришлось проповедовать в таких культурных центрах, как Антиохия и Константинополь. В последнем особенно святитель должен был столкнуться с укладом жизни своих пасомых, а в значительной мере и пастырей, который до противоположности расходился с заветом евангельской любви. Живое сознание этого разлада и боль от этого сознания постоянно вызывали св. Иоанна на горячую и воодушевленную проповедь, обличающую неправый путь человечества, называющего себя христианским, и призывающую к жизни по заповедям Христа. «Если бы, — говорит в одной беседе святитель, характеризуя отношение жизни современных ему христиан к евангельской ее норме, — кто со стороны пришел бы к нам, и хорошо узнал и заповеди Христовы и расстройство нашей жизни, то не знаю, каких бы еще мог он представить себе других врагов Христа хуже нас; потому что мы идем такою дорогой, как будто решились идти против заповедей Его»[47]. «Я вижу, что многочисленные чада церкви повержены ныне долу, подобно мертвому телу. И как в теле недавно умершем, хотя можно видеть и глаза, и руки, и ноги, и шею, и голову, однако ни один член не исправляет своего дела, так и здесь присутствующие. Здесь все — верные, но вера их бездейственна. Мы погасили ревность, и тело Христово сделали мертвым. Страшно выговорить это; но гораздо страшнее видеть на самом деле. По имени мы братья, а по делам враги; все называемся членами одного тела, а чужды друг другу, как звери»[48]. И св. Иоанн убежден, что такое несогласие жизни и веры христиан унижает самые догматы Церкви и тормозит дело Божие на земле. По мысли святителя, те самые догматы, которые, по мнению гр. Толстого, могли усыплять совесть христиан, эти самые догматы и требуют от верующих следования заповедям Христа. «Великое дело — жизнь, возлюбленные… То и ослабляет важность нашей жизни, то и низвращает все, что никто нисколько не думает о жизни; это унижает веру. Мы говорим, что Христос есть Бог, предлагаем множество и других догматов, между прочим говорим и то, что Он заповедал всем жить праведно; но, на самом деле, это у немногих»[49]. «Когда язычник увидит, что ты любомудрствуешь о царстве и тем не менее прилеплен к настоящему, боишься геенны и трепещешь здешних бедствий…, он станет укорять тебя и скажет: если желаешь царства, почему не презираешь настоящего; если ожидаешь Страшного Суда, то почему не презираешь здешних бедствий; если надеешься на бессмертие, почему страшишься смерти? Когда он увидит, что ты, ожидая неба, боишься потери денег, бываешь весьма рад каждой малой монете и за монету отдаешь душу, тогда и подумай: ведь это, это именно и соблазняет язычника»[50]. «Ведь когда язычник увидит, что тот, кому заповедано любить и врагов… обращается с одноплеменниками, как с дикими зверями, он назовет наши слова пустыми бреднями. Когда увидит, что христианин трепещет смерти, как примет слова о бессмертии?»[51] «Будем верить Божественному Писанию и, следуя тому, что в нем сказано, будем стараться хранить в душах своих здравые догматы, а вместе с тем и вести правильную жизнь, чтобы и жизнь свидетельствовала о догматах, и догматы сообщали жизни твердость»[52]. «Будем жить так, чтобы не хулилось имя Божие… Если бы мы соблюдали заповеди Христовы, если бы мы благодушно переносили обиды и насилия, если бы мы, будучи укоряемы, благословляли, если бы, терпя оскорбления, воздавали добром, то никто не был бы столь диким, чтобы не обратиться к истинной вере… Если бы мы были такими, то сколько вселенных мы обратили бы?.. Теперь они (язычники) видят жизнь порочную, души земные, видят, что мы столько же пристрастны к деньгам, как и они, и даже еще больше, перед смертию так же, как и они, трепещем, боимся бедности…, одинаково любим власть и силу… Итак, ради чего они станут веровать? Ради знамений? Но их уже больше нет. Ради жизни праведной? Но она уже погибла. Ради любви? Но ее и следа нигде не видно… Воспрянем, станем бодрствовать, покажем на земле житие небесное… и на земле станем совершать подвиги»[53].

В таких чертах св. Иоанн изображает разлад жизни современных ему христиан и евангельских заповедей, исповедуемых устами. Как видим, перед великим проповедником стояла такая же проблема, как и перед гр. Л. Н. Толстым и каждым современным богословом: закон Христов или закон человеческий, закон борьбы за свое существование или закон служения другим, любовь или эгоизм. Не только своим словом, но всею своею жизнью и смертью св. Иоанн доказал, что для него жизнь — Христос, и в своих беседах этот святитель с одушевлением и убежденностию показывал слушателям, что только путь Христов есть путь, достойный человека, путь труда, но и радости; подвига, но и награды; самоотречения, но и спасения жизни. Для верующей души проповедника духовный невидимый мир был такою же живой реальностью, как и мир видимый, и естественно, что в своих беседах он обращался к слушателям, как к христианам, верующим в будущую жизнь и личное воскресение. Но св. Иоанн, этот великий сердцеведец, не ограничивался речью о небесном, но раскрывал нередко перед своими пасомыми и мысль о великом значении заповедей Христа для нашей здешней жизни, причем в этом случае суждения св. Иоанна во многом предупредили взгляды Льва Николаевича Толстого. Как последний, так и св. Иоанн согласно убеждены, что осуществление заповедей Христовых еще здесь и теперь должно явиться залогом истинной свободы и радости человека. По мысли св. Иоанна, мы имеем «возможность получить и настоящие блага и достигнуть будущих, если бы как должно повиновались заповедям Христа… Христос все узаконил надлежащим образом и показал, что служит к нашей славе, и что — к нашему позору. И, конечно, Он предписал не с тем, чтобы сделать учеников Своих смешными, но заповедал все это потому, что не злословить, когда слышишь злословие, и не делать зла, когда терпишь его, — это возвеличивает нас пред всеми… Гораздо лучше на злоречие отвечать добром, хвалить оскорбляющих и благодетельствовать злоумышляющим на нас. Потому Христос и дал такую заповедь. Он щадит