О пьянстве - [10]
Я встал, подошел к матери невесты, резко задрал ей юбку на бедра, быстро поцеловал в прелестные колени и взялся пролагать поцелуями путь наверх.
Свечи помогли. Всё.
– Эй! – вдруг проснулась она. – Вы что это такое себе удумали?
– Я из вас всю срань выебу, я буду вас ебать, пока у вас из жопы говно не западает! Чё на эт скажете?
Она толкнула, и я грохнулся навзничь на коврик. Потом я валялся на спине, биясь, пытаясь подняться.
– Проклятая амазонка! – завопил на нее я.
Наконец, три или четыре минуты спустя, мне удалось встать на ноги. Кто-то засмеялся. Затем, обнаружив, что стопы мои снова плоско стоят на полу, я направился в кухню. Налил выпить, опустошил. Затем налил добавки и вышел.
Вот они: вся эта чертова родня.
– Рой или Холлис? – спросил я. – А чего вы не развернете свой свадебный подарок?
– Ну да, – сказал Рой, – почему бы и нет?
Подарок был обернут в 45 ярдов станиоли. Рой просто разворачивал фольгу все дальше. Наконец распутал.
– Счастливого брака! – закричал я.
Они все это увидели. Комната очень притихла.
То был гробик ручной работы, изготовленный лучшими умельцами в Испании. У него имелось даже розовато-красное фетровое донышко. Он был точной копией гроба покрупней, вот только, наверное, делали его с большей любовью.
Рой одарил меня взглядом убийцы, сорвал этикетку с инструкцией, как ухаживать за полировкой дерева, швырнул ее внутрь гробика и захлопнул крышку.
Все стало очень тихо. Единственный подарок успеха не снискал. Но они вскорости взяли себя в руки и вновь понесли всякую херь.
Я умолк. Я на самом деле очень гордился этой маленькой домовиной. Много часов искал подарок. Чуть с ума не сошел. А потом увидел его на полке, совсем одного. Потрогал его снаружи, перевернул вверх тормашками, потом заглянул внутрь. Цена была высока, но я платил за совершенное мастерство. Древесина. Петельки. Всё. В то же время мне требовался какой-нибудь аэрозоль от муравьев. В глубине магазина нашел какой-то «Черный флаг»[26]. Муравьи свили себе гнездо под моей парадной дверью. Все барахло я отнес к прилавку. Там стояла юная девчонка, я сложил все перед ней. Показал на гробик.
– Знаете, что это?
– Что?
– Это гроб!
Я открыл его и показал ей.
– Эти муравьи меня с ума сводят. Знаете, что я сделаю?
– Что?
– Всех тех муравьев я поубиваю, сложу их в этот гроб и похороню!
Она рассмеялась:
– Вы мне весь день спасли!
Молодежь нынче на мякине не проведешь; они совершенно высшая порода. Я расплатился и свалил оттуда…
Но теперь, на свадьбе, никто не смеялся. Вот от скороварки, обмотанной красной ленточкой, они были б счастливы. Или нет?
Харви, богатей, наконец оказался среди них самым добрым. Может, потому, что ему по карману была доброта? Тут я вспомнил кое-что из своих чтений, что-то из древнего китайца:
– Ты бы предпочел быть богатеем или художником?
– Я б лучше был богатым, потому что художник, похоже, вечно сидит на ступеньках у богатея.
Я сосал свою квинту и мне уже было до лампочки. А потом вдруг раз – и все закончилось. Я был на заднем сиденье моей собственной машины, Холлис опять ее вела, бородища Роя вновь трепала меня по лицу. Я сосал квинту.
– Слышьте, ребята, а вы мой гробик выкинули? Я вас обоих люблю, знаете же! Зачем вы мой гробик выкинули?
– Гляди, Буковски! Вот твой гробик!
Рой протянул его мне, показал его мне.
– А, прекрасно!
– Хочешь его назад?
– Нет! Нет! Мой подарок вам! Ваш единственный подарок! Оставьте себе! Пожалуйста!
– Ладно.
Дальше ехали сравнительно спокойно. Я жил в переднем дворе недалеко от Голливуда (конечно же). Машину пристроить – убой. Потом они отыскали место где-то в полуквартале от дома, где я жил. Поставили мою машину, отдали мне ключи. Затем я увидел, как они идут через дорогу к своей. Понаблюдал за ними, повернулся идти к себе и, пока еще глядел на них и держался за остаток квинты Харви, зацепился башмаком за край штанины и рухнул. Пока падал навзничь, первым инстинктом моим было оберечь остаток той доброй квинты, чтоб она не раскололась о цемент (мать с младенцем), и, пока падал спиной, я пытался удариться плечами, держа и голову, и бутылку повыше. Бутылку я сохранил, а вот голова запрокинулась назад в тротуар, ТРЕСЬ!
Они оба стояли и смотрели, как я падаю. Оглушило меня почти до бесчувственности, но я умудрился завопить им на всю улицу:
– Рой! Холлис! Помогите мне дойти до моей парадной двери, пожалуйста, я ранен!
Они мгновенье постояли, глядя на меня. Потом сели в машину, завели мотор, откинулись на спинки и клево так отъехали прочь.
Мне за что-то отплачивали. За гроб? Чем бы ни было оно – использование моей машины или меня самого как шута горохового и/или свидетеля… употребление меня исчерпалось. Человеческая раса всегда была мне отвратительна. По сути, отвратительными их делала эта болезнь семейных отношений, куда входила женитьба – обмен силой и выручкой, – которая болячкой, проказой становилась затем: твоим ближайшим соседом, твоим кварталом, твоим районом, твоим городом, твоим округом, твоим штатом, твоей страной… из глупости животного страха все цапают друг дружку за жопы в улейных ячейках выживания.
Я все это и получил, я понял это, когда они меня бросили, умолявшего их.
Роман «Женщины» написан Ч. Буковски на волне популярности и содержит массу фирменных «фишек» Буковски: самоиронию, обилие сексуальных сцен, энергию сюжета. Герою книги 50 лет и зовут его Генри Чинаски; он является несомненным альтер-эго автора. Роман представляет собой череду более чем откровенных сексуальных сцен, которые объединены главным – бесконечной любовью героя к своим женщинам, любованием ими и грубовато-искренним восхищением.
Чарльз Буковски – культовый американский писатель, чья европейская популярность всегда обгоняла американскую (в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил за два миллиона), автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности. Буковски по праву считается мастером короткой формы, которую отточил в своей легендарной колонке «Записки старого козла», выходившей в лос-анджелесской андеграундной газете «Открытый город»; именно эти рассказы превратили его из поэта-аутсайдера в «кумира миллионов и властителя дум», как бы ни открещивался он сам от такого определения.
Вечный лирический (точнее антилирический) герой Буковски Генри Чинаски странствует по Америке времен Второй мировой… Города и городки сжигает «военная лихорадка». Жизнь бьет ключом — и частенько по голове. Виски льется рекой, впадающей в море пива. Женщины красивы и доступны. Полицейские миролюбивы. Будущего нет. Зато есть великолепное настоящее. Война — это весело!
«Хлеб с ветчиной» - самый проникновенный роман Буковски. Подобно "Приключениям Гекльберри Финна" и "Ловцу во ржи", он написан с точки зрения впечатлительного ребенка, имеющего дело с двуличием, претенциозностью и тщеславием взрослого мира. Ребенка, постепенно открывающего для себя алкоголь и женщин, азартные игры и мордобой, Д.Г. Лоуренса и Хемингуэя, Тургенева и Достоевского.
Это самая последняя книга Чарльза Буковски. Он умер в год (1994) ее публикации — и эта смерть не была неожиданной. Неудивительно, что одна из главных героинь «Макулатуры» — Леди Смерть — роковая, красивая, смертельно опасная, но — чаще всего — спасающая.Это самая грустная книга Чарльза Буковски. Другой получиться она, впрочем, и не могла. Жизнь то ли удалась, то ли не удалась, но все чаще кажется какой-то странной. Кругом — дураки. Мир — дерьмо, к тому же злое.Это самая странная книга Чарльза Буковски. Посвящается она «плохой литературе», а сама заигрывает со стилистикой нуар-детективов, причем аккурат между пародией и подражанием.А еще это, кажется, одна из самых личных книг Чарльза Буковски.
Чарльз Буковски – один из крупнейших американских писателей XX века, автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности.Свой первый роман «Почтамт», посвященный его работе в означенном заведении и многочисленным трагикомическим эскападам из жизни простого калифорнийского почтальона, Буковски написал в 50 лет. На это ушло двадцать ночей, двадцать пинт виски, тридцать пять упаковок пива и восемьдесят сигар.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».
Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.
Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
«Я работал на бойнях, мыл посуду; работал на фабрике дневного света; развешивал афиши в нью-йоркских подземках, драил товарные вагоны и мыл пассажирские поезда в депо; был складским рабочим, экспедитором, почтальоном, бродягой, служителем автозаправки, отвечал за кокосы на фабрике тортиков, водил грузовики, был десятником на оптовом книжном складе, переносил бутылки крови и жал резиновые шланги в Красном Кресте; играл в кости, ставил на лошадей, был безумцем, дураком, богом…» – пишет о себе Буковски.
Блокнот в винных пятнах – отличный образ, точно передающий отношение Буковски к официозу. Именно на таких неприглядных страницах поэт-бунтарь, всю жизнь создававший себе репутацию «потерянного человека», «старого козла», фактотума, мог записать свои мысли о жизни, людях, литературе. Он намеренно снижает пафос: «Бессвязный очерк о поэтике и чертовой жизни, написанный за распитием шестерика», «Старый пьянчуга, которому больше не везло», «Старый козел исповедуется» – вот названия некоторых эссе, вошедших в эту книгу.