О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников - [7]

«Анненков поступил со мною по праву сильного и не благородно», писал тогда Бартенев. У него были основания чувствовать себя несправедливо оскорблённым.

Огорчительная история эта несомненно во многом была причиной того, что задуманная Бартеневым серия публикаций пушкинских материалов остановилась на 1820 годе, и лишь семь-восемь лет спустя появилась в печати его следующая работа — «Пушкин в Южной России».

И это свидетельство того, как нелегко давалось Бартеневу осуществление его подвижнического начинания.

Из родных Пушкина наиболее добрые отношения сложились у него со старшим сыном поэта Александром Александровичем. В апреле 1862 года он писал Плетнёву: «Мне сказывали, будто один из сыновей понимает, что такое отец его. Смею думать, что труд мой должен обратить на себя его внимание»[20]. Именно от него получил Бартенев некоторые важные рукописи, для чего ездил к А. А. Пушкину на место его службы в г. Козлов Тамбовской губернии.

В 1873 году, будучи за границей, Бартенев встречался в Висбадене (возможно, с этой целью и побывал там) с младшей дочерью Пушкина Натальей Александровной, по второму браку графиней Меренберг. Он хотел познакомиться с хранящимися у неё письмами Пушкина к Наталии Николаевне, переданными ей матерью перед смертью. «Сюда приехал вчера вечером,— писал Бартенев жене 6 августа,— а ныне с 10 до 4-го часу просидел у дочери Пушкина и читал большое собрание его писем к покойной жене его. Я долго не опомнюсь от этого чтения: для его биографии они первой важности. Почти страшна эта возможность заглядывать в самые тайники чужой души»[21]. Тогда же П. А. Вяземскому: «Письма Пушкина очень важны для его биографии. Надеюсь найти на них покупщика, и если они будут изданы (с некоторыми опущениями), возьмусь составить к ним объяснительные примечания. Они составили во мне впечатление грустное и напомнили часто повторявшийся отзыв покойной княгини Долгорукой (Малиновской): „Какой он был несчастный человек!.. Он любил жену и находил в ней своё счастье; но всё-таки она была не по нём. Видно, и дар поэзии, и дар красоты — дары опасные“»[22].

Как известно, «покупщика» на письма Пушкина к жене тогда не нашлось, право их публикации в 1876 году при содействии И. С. Тургенева приобрёл редактор «Вестника Европы» М. М. Стасюлевич.

С Львом Сергеевичем, жившим в Одессе, Бартеневу встретиться, не удалось, но, зная, чем может располагать брат поэта, он надеялся на такую встречу, расспрашивал о нём. Узнав о его болезни, 23 ноября 1851 года писал П. В. Нащокину: «Теперь моя покорнейшая и усерднейшая просьба. Лев Сергеевич чуть было ведь не умер, и с ним погибло бы многое для нашего дела; много сведений о брате и, главное, затруднился бы доступ к письмам и бумагам покойника, которые у него должны находиться. Слава Богу, пока Лев Сергеевич жив! Не медлите же, почтеннейший Павел Воинович, написать к нему и попросить выслать на известный срок письма Александра Сергеевича или что ему самому заблагорассудится. Уверьте его, что всё, что он пришлёт, с благоговением будет сбережено, списано и к нему возвращено»[23].

Беспокойство Бартенева было не напрасно. Спустя всего несколько месяцев Лев Сергеевич умер, оставив лишь весьма краткие воспоминания и унеся с собою многое из того, что знал только он о жизни и характере брата, и даже некоторые стихотворения, по словам П. А. Вяземского, «неизданные, может быть, даже и не записанные, которые он один знал наизусть». По настоянию Бартенева С. А. Соболевский вытребовал из Болдина сразу после смерти Льва Сергеевича 34 письма к нему Пушкина, что дало возможность снять с них копии.

Бартенев, как никто, понимал, сколь важным источником для будущей биографии поэта являются честные свидетельства современников, семейные предания, как важно их сохранить, не опоздать. «Никакое исследование,— писал он,— не может заменить живых и ярких свидетельств современника-очевидца».

П. В. Нащокин умер всего через три года после того, как Бартенев записал его рассказы,— опоздай он немного, и сколько невосполнимого было бы утрачено навсегда. Он помнил слова самого Пушкина о своём прадеде в примечаниях к первой главе «Евгения Онегина»: «В России, где память замечательных людей скоро исчезает, по причине недостатка исторических заметок, странная жизнь Аннибала известна только по семейственным преданиям». Помнил и горькое сетование поэта: «Мы ленивы и нелюбопытны» — и всей жизнью своею стремился доказать, что есть и исключения. 21 ноября 1852 года он писал П. А. Плетнёву: «Когда вспоминаю, что англичане сделали для Шекспира, то каждое, самое маловажное биографическое сведение о каком-нибудь из наших гениев получает в моих глазах большую цену. Потому не назовите меня крохобором. Вы скажете, что дух поэта достаточно выражается в его творениях, всем доступных; но я скажу, что не для всех достаточно, и что изучение поэтических произведений для некоторых людей даёт во сто крат больше наслаждений, когда оно связано с фактическим, подробным изучением земного поприща поэта»[24].

На протяжении 1850-х — начала 1860-х годов Бартеневу удалось собрать свидетельства многих друзей Пушкина и лиц, близко знавших его в разные периоды жизни — от детства до последних преддуэльных дней. Более двадцати человек поделились с ним своими воспоминаниями, которые он сам записал.