О процессе цивилизации - [96]

Вопрос, возникающий в связи с трактовкой процесса цивилизации, представляет собой не что иное, как общую проблему понимания характера исторического изменения. В целом это изменение «рационально» никем не планировалось, но в то же время оно не является и неупорядоченной сменой не связанных друг с другом образований. Как это возможно? Как вообще приходят в человеческий мир образования, которые никем из людей не предусматривались, но все же ничуть не напоминают очертания облаков, лишенные плотности, строения и структуры?

Проведенное нами исследование — в первую очередь та его часть, что связана с проблемами социальной механики, — представляет собой попытку дать ответ на эти вопросы. Ответ сравнительно прост: планы и действия, эмоциональные и рациональные побуждения отдельных людей постоянно взаимодействуют, хуже или лучше сочетаясь друг с другом. Это основополагающее переплетение отдельных человеческих планов и действий способно вызвать к жизни трансформации и образования, которые не планировались и не создавались намеренно ни одним человеком. Из данного переплетения, из этой взаимозависимости между людьми, проистекает специфический порядок, наделенный большей принудительной силой и более могущественный, чем воля и разум отдельных людей, его создающих[157]. Именно этот порядок переплетения планов и действий определяет ход общественного развития; именно он лежит в основании процесса цивилизации.

Данный порядок не является ни «рациональным» (если таковым считать возникновение в результате целесообразных действий, предпринятых после размышлений отдельного человека), ни «иррациональным», если под «иррациональным» подразумевать «неведомо как появившееся». Одни отождествляли его с порядком «природы»; некоторые другие, подобно Гегелю, трактовали как особый сверхиндивидуальный «дух» — рассуждения Гегеля о «хитрости разума» показывают, насколько занимал его тот факт, что из планов и действий людей рождается нечто, не предусмотренное ни одним из них. Но привычные способы мышления, склонные сводить все к альтернативам вроде «рационального» и «иррационального», «духа» и «природы», оказываются явно непригодными в данном случае. Действительность и в этом отношении не подчиняется тому понятийному аппарату, из которого хотели бы сделать некий стандарт на все времена. Это невозможно, даже если некогда данный аппарат мог какой-то период служить неплохим компасом и направлять наш путь по неизведанному миру. Собственная закономерность социальных явлений не идентична ни закономерности «духа» индивидуального мышления и планирования, ни закономерности того, что мы называем «природой», даже если функционально все эти различные измерения действительности неразрывно связаны друг с другом. Но общее указание на своеобразную закономерность социального переплетения мало что дает для понимания таких явлений. Подобное указание остается пустым и невразумительным, пока вместе с ним прямо не показаны определенные исторические трансформации и конкретные механизмы переплетения взаимосвязей, а тем самым и способ действия закономерностей. Решением именно этой задачи мы занимались в третьей части настоящего исследования, где пытались показать, какого рода переплетение и какая многосторонняя взаимозависимость людей возникли в процессе феодализации. Мы рассматривали, как оказывающая принудительное воздействие ситуация конкуренции сталкивала друг с другом феодалов, как постепенно сужался круг конкурентов, как развитие привело к монопольному положению одного из них, а затем — в результате работы других механизмов переплетения — и к образованию абсолютистского государства. Вся эта переорганизация человеческих отношений имела непосредственное значение для изменения человеческого habitus’a, подготавливая раннюю форму того, что мы называем «цивилизованным» поведением и чувствованием. Нам еще придется говорить о связях между специфическим изменением в строении человеческих отношений и соответствующей трансформацией в строении психического habitus’a. Но обзор механизмов сплетения взаимосвязей имеет и общее значение для понимания процесса цивилизации. Только осознав всю степень принудительности, с которой возникает определенное строение общества, т. е. определенная форма социального переплетения, ведущая — в силу своих внутренних противоречий — к специфическим общественным изменениям и тем самым к другим формам[158], мы способны увидеть и то, как происходят изменения человеческого habitus’a, те изменения в моделировании пластичного психического аппарата, которые с древнейших времен и до сего дня наблюдаются в человеческой истории. Только тогда мы в состоянии понять и то, что изменение психического habitus’a, которое мы называем «цивилизацией», происходит в согласии с неким порядком и обладает некой направленностью, хотя оно не планировалось ни одним человеком и не было приведено в движение какими бы то ни было «разумными», целесообразными действиями. Цивилизация в той же мере не является чем-то «разумным» или «рациональным»[159], в какой она не представляет собой чего-то «иррационального». Она движется вслепую — за счет собственной динамики сети отношений между людьми, за счет специфических изменений в формах их сосуществования. Но мы вполне в состоянии найти в ней и нечто «разумное» — в том смысле, что мы можем глубже понять этот механизм и заставить его лучше функционировать. Ведь именно в связи с процессом цивилизации слепая работа механизма переплетения взаимосвязей постепенно предоставляет все большие возможности для планомерного вмешательства в эту сеть взаимоотношений, планомерного изменения habitus’a на основе лучшего понимания незапланированных закономерностей.