О процессе цивилизации - [27]

Власть, которая в наши дни легитимирует звания и притязания на собственность, сделалась почти невидимой. По отношению к индивиду эта власть столь огромна, а ее карающая мощь, способная представлять угрозу для самого его существования, столь очевидна, что мало кто станет проверять ее силу в открытой борьбе. Поэтому так велико желание считать действующее ныне право абсолютным, как бы «упавшим с неба» и потому не зависимым от поддержки со стороны аппарата власти.

Отношения между правовым аппаратом и аппаратом власти сегодня опосредуются более длинными цепочками, что соответствует возросшей социальной дифференциации. Поскольку правовой аппарат очень часто (хотя не всегда и, конечно, не целиком) работает независимо от аппарата власти, то с легкостью упускается из виду то, что в нашем, как и в любом другом, обществе право есть функция социального строения, что оно выражает соотношение и служит символом зависимости друг от друга различных социальных групп, а тем самым и их социальных сил[52].

В феодальном обществе это проявлялось намного более откровенно. Взаимозависимость людей и связи между областями были значительно меньшими. Отсутствовал стабильный аппарат власти, подчиняющий себе на всю территорию. Отношения собственности прямо регулировались взаимной зависимостью и фактической социальной силой[53].

В индустриальном обществе также существуют отношения, в каком-то смысле сопоставимые с отношениями между воинами-землевладельцами в феодальном обществе и позволяющие прояснить закономерности, действующие в нем. Это — отношения между государствами. Решающую роль здесь также явно играет социальная сила, в которой, наряду с иными весьма разнообразными зависимостями, вытекающими из экономической взаимосвязи, в большей или меньшей степени представлена и военная мощь. В свою очередь, этот военный потенциал, как и в рыцарском обществе, решающим образом определяется величиной территории и плодородностью ее земель, количеством населяющих ее и кормящихся с нее людей и их рабочим потенциалом.

Отношения между государствами также регулируются совсем не теми правовыми нормами, что приняты в пределах каждого из них. Отсутствует общий для всех аппарат власти, обеспечивающий функционирование межгосударственного права. Наличие международного права не способно скрыть того факта, что отношения между народами, если рассматривать их в длительной перспективе, регулируются исключительно соотношением социальных сил, и любое смещение в этом соотношении, любой рост власти и могущества одной из стран в рамках какой-то местной системы равновесия порождает изменения, затрагивающие все существующие на Земле общества (и происходит это за счет растущей взаимосвязи между ними) и ведущие к автоматическому ослаблению социальной силы других стран.

Здесь мы также обнаруживаем напряженность, возникающую между «haves» и «haves-not», — т. е. между теми, кто располагает землями и средствами производства, достаточными для удовлетворения соответствующих стандарту потребностей, и теми, кому их не хватает. Эта напряженность автоматически дает о себе знать, когда буржуазное общество распространяется по всей Земле и подходит к состоянию системы с «закрытыми позициями».

Между отношениями отдельных баронов в феодальном обществе и отношениями государств в индустриальном обществе имеется сходство, не сводимое к случайной аналогии. Это сходство основывается на линии развития самого западного общества. В ходе этого развития вместе с ростом взаимосвязей и взаимозависимостей возникают аналогичные формы отношений — в том числе и правовых, — которые сначала появляются в относительно небольших территориальных единицах интеграции, а затем поднимаются по все новым ступеням интеграции на более высокий уровень, даже если переход на новые ступени влечет за собой известное качественное изменение. Нам нужно разобраться с тем, каково было значение этого процесса — возникновения все больших интегрированных единиц, добившихся внутреннего мира, но готовых к войне с внешними врагами, — для изменения поведения людей и их влечений, т. е. для процесса цивилизации.

Действительно, отношения между владельцами замков напоминают отношения между современными государствами. Конечно, экономические связи, товарообмен, разделение труда между отдельными поместьями X–XI вв. были несравнимо меньшими, чем между сегодняшними государствами; соответственно, меньшей была и экономическая зависимость рыцарей друг от друга. Поэтому на отношения между ними более непосредственное влияние оказывали военный потенциал, размеры войска и величина территории, которой фактически распоряжался каждый рыцарь. Мы вновь и вновь видим, что в этом обществе изменение социальной силы неизбежно влечет за собой нарушение клятв и договоров — подобно тому как сегодня это происходит в отношениях между государствами. То, в какой мере вассалы хранили верность своему сюзерену, в конечном счете всякий раз приводилось в соответствие с реальной зависимостью союзников друг от друга, определялось спросом и предложением. При этом на одной стороне находились те, кто предлагал землю и защиту, но нуждался в служилых людях, а на другой стороне — те, кто предлагал свою службу, нуждаясь в земле и защите. Когда экспансия, завоевание и присоединение новых земель стали более трудным делом, поначалу шансы росли у тех, кто предлагал службу в обмен на землю. Это явилось основанием для первого сдвига, происходившего в феодальном обществе, — для роста самостоятельности служилых людей.