О процессе цивилизации - [19]

Довольно значительные агломерации людей — использование слова «город» может ввести в заблуждение

обнаруживаются уже в обществе IX в., где господствовало натуральное хозяйство. Но такие агломерации еще не были общинами, «жившими не столько обработкой земель, сколько ремеслом и торговлей, обладавшими особыми правами и имевшими особые учреждения»[33]. Речь может идти о крепостях крупных феодалов, одновременно выступавших в качестве центров управления подвластными им землями. К тому времени города утратили целостность: рядом друг с другом могли находиться участки, зачастую принадлежавшие разным рыцарям и входившие в состав разных поместий светских или церковных феодалов. Каждый такой участок жил собственной хозяйственной жизнью без всякой связи с соседними. Рамки любой хозяйственной деятельности задавались поместьем, доменом сеньора. Произведенные продукты потреблялись непосредственно на том же самом месте[34].

Однако в XI в. эти агломерации начинают расти. Подобно тому как это было при рыцарской экспансии, в слое несвободных начало процесса связано с неорганизованными одиночками, прибывающими в эти «центры» и создающими тем самым излишек рабочих рук. Отношение господ к новоприбывшим работникам, покинувшим какое-то другое поместье, было не всегда одинаковым[35]. Иногда им предоставлялась минимальная свобода; в подавляющем большинстве случаев от них ожидали и требовали исполнения тех же служб, что и от собственных крепостных. Но растущее число подобных людей меняло соотношение сил между господами и представителями низшего сословия. Новоприбывшие постепенно усиливаются и начинают долгую кровавую борьбу за свои права. Раньше всего эти бои развернулись в Италии, чуть позже во Фландрии: в 1030 г. — в Кремоне, в 1057 г. — в Милане, в 1069 г. — в Мансе, в 1077 г. — в Камбре, в 1080 г. — в Сен-Квентине, в 1099 г. — в Бовэ, в 1108–1109 гг. — в Нуайоне, в 1112 г. — в Лане, в 1127 г. в Сен-Омере. Эти даты совпадают с периодом рыцарской экспансии и также свидетельствуют о наличии внутренней напряженности, приводившей общество в движение на этой фазе развития. Речь идет о первых освободительных войнах трудящихся, буржуа. После немалого числа поражений они в самых разных областях Европы в борьбе с представителями военного сословия завоевывают свои права, добиваются сначала меньшей, а затем и большей свободы. Их шансы увеличиваются благодаря самому ходу общественного развития. Этот медленный подъем городских трудящихся слоев к политической самостоятельности, а затем — уже в облике занятых профессиональным трудом буржуа — к руководящим политическим позициям дает нам ключ к почти всем тем структурным особенностям западных обществ, которые отличают их от восточных государств и придают им специфическую форму.

В XI в. существовало лишь два класса свободных: благородные воины и духовенство. Помимо них имелись только крепостные, несвободные или полусвободные — «ceux qui prient, ceux qui combattent, ceux qui travaillent»[36].

К 1200 г., за два века (вернее даже — за полтора века, поскольку корчевка лесов и колонизаторская экспансия также способствуют ускорению этого процесса примерно с 1050 г.) целый ряд поселков ремесленников и коммун добиваются признания своих прав и привилегий, собственного судопроизводства и автономии. Наряду с двумя свободными сословиями появляется третье. Развитие общества под давлением таких факторов, как нехватка земли и рост населения, идет не только вширь, но и вглубь: общество дифференцируется, в нем образуются новые клетки, новые органы — города.

20

Вместе с растущей дифференциацией труда, вместе с вновь образовавшимися большими рынками, вместе с ростом обмена с удаленными регионами растет и нужда в единых средствах оплаты, способных быть мобильными.

Когда крепостной или безземельный крестьянин приносил господину плоды своего труда, когда цепочки связи между производителем и потребителем были очень коротки и не требовали промежуточных инстанций, общество не нуждалось в единице счета, в том орудии обмена, которое можно было бы использовать в качестве общей меры всех обмениваемых объектов. Теперь же, вместе с постепенным выделением производителей из поместного хозяйства, вместе с формированием экономически независимого ремесла, с развитием обмена продуктов, переходящих из рук в руки через длинные цепочки посредников, сеть актов обмена усложняется. Теперь нужна единая мера, прилагаемая ко всем прочим объектам и приспособленная для обращения. Когда разделение труда и обмен становятся более сложными и интенсивными, обществу требуется больше денег. Действительно, деньги выступают и как воплощение этой социальной сети, и как символ переплетения актов обмена и цепочек людей, через которые проходил данный продукт от своего «естественного состояния» вплоть до потребления. Деньги нужны лишь там, где в рамках общества образуются длинные цепочки обмена, т. е. при наличии определенной плотности населения, при росте дифференциации общества и усилении социальной взаимосвязи.

Вопрос о постепенном отступлении товарно-денежных отношений на задний план в период поздней античности и их новом подъеме начиная примерно с XI в. слишком обширен, чтобы здесь в него углубляться; мы ограничимся одним замечанием, прямо вытекающим из вышесказанного.