О природе и языке - [52]

НХ: Она может возникать. Минималистские вопросы касаются существа дела: в них спрашивается, оптимально ли истинные теории состояний языковой способности удовлетворяют условию интерфейса. Если предлагаемая теория дает в качестве вариантов такие языки, которые не могут существовать, значит эта теория просто неправильная. Тот же вывод сохраняет силу в том случае, если предложение не дает решения для логической проблемы овладения языком. Так что первым условием, которое должно выполняться, является истинность для всякого состояния языковой способности. В начальном состоянии это условие называется объяснительной адекватностью, в позднейших состояниях — дескриптивной адекватностью. Сейчас эта терминология, по-моему, в основном уже бесполезна; как я сказал, значение имеет только истинность. Конечно же, дело обстоит не так, будто нам дана истина, а мы затем задаем минималистские вопросы: жизнь не так проста. Минималистские вопросы задаются для того, чтобы реконструировать понятие о том, что вероятно истинно, и т. д. и т. п. Рассуждая логически, условие на заднем плане должно заключаться в том, что у вас есть истинная теория.

Возьмем, например, тот случай, что вы упомянули. В литературе по актуальным вопросам есть статьи об этом. В «Linguistic Inquiry» недавно была статья, в которой автор утверждал, что его метод не требует специального допущения о существовании множества спецификаторов. Однако это ставит вопрос задом наперед: специальным допущением является допущение о том, что спецификатор только один; если сказать, что спецификаторов может быть сколько угодно, то никакого допущения здесь не будет, это будет означать только то, что продолжать объединять можно бесконечно: это лишь констатация того факта, что язык представляет собой рекурсивную систему. Сказать, что спецификатор может быть только один и не больше, — это значит задать условие, что, выполняя операцию объединения дважды, необходимо начинать новую категорию: это специальное обогащающее допущение. Так что вопроса о том, чтобы избавиться от дополнительного допущения о множественности спецификаторов, не возникает; напротив, необходимы основания для специального допущения того, что к вершине могут прикрепляться только два предмета. Селекционные свойства корневых узлов, возможно, — и даже наверняка — налагают условия на множественное объединение с одной вершиной. Однако понадобятся сильные аргументы для того, чтобы показать, что тоже условие необходимо заново формулировать, независимым образом, в рамках теории непосредственных составляющих, усложняя эту теорию, причем во многом излишне.

В голой теории непосредственных составляющих различие между дополнением и спецификатором исчезает, никакой разницы нет: это просто первое объединение, второе объединение, третье объединение и т. д. Так что, с этой точки зрения, анализ, который я давал, во многих случаях просто не имеет смысла. Возьмем, к примеру, прилагательные; я когда- то переживал, что непонятно, является ли элемент, избираемый прилагательным, дополнением вершины или спецификатором вершины, это довольно-таки разные вещи, но в голой теории вопрос отпадает. Просто нечто прикрепляется к вершине; если это первое объединение, то мы называем его дополнением, но это ничего не значит, дальнейшие вопросы отпадают. И запись, которой мы пользуемся, скорее вводит в заблуждение; если мы обозначаем что-нибудь как спецификатор, то мы ставим его перед вершиной, если как дополнение, — то после вершины: в чистой системе эти различия незначимы. И, таким образом, понятия дополнения и спецификатора полностью исчезают, сохраняясь разве что как удобные термины: какие-то вещи у нас будут объединяться первыми, какие-то вторыми и т.д.

Так вот, допустим, что система у нас простейшая, а значит, на то, сколько раз разрешено объединять, не налагается никаких дополнительных условий: можно раз, можно два раза, тогда это будет называться спецификатором, можно три раза, и тогда мы станем говорить о множественных спецификаторах, и т. д., объединяйте столько раз, сколько захотите, система — проще не бывает. И, конечно же, вам захочется знать: а это правда? Язык, что, совершенен в этом отношении? Или же в нем имеется вот это самое дополнительное требование, что объединять можно только п раз, применительно к некоторой фиксированной вершине, возможно, дважды? Давайте вернемся к ребенку, усваивающему язык. Если ребенок овладевает языком и принцип универсальной грамматики диктует ему, что объединять можно сколько угодно раз, то он нормально воспринимает объединения, а если слышит, что подходит что-то третье, то вот тут, вы правы, у ребенка будет два варианта. Один — сказать: «Ну что ж, это третье объединение»; другой — постулировать новую вершину. Но ведь это трудный выбор: для того, чтобы постулировать новую вершину, нужно иметь основания, надо знать, что это за вершина, ее найти где-то надо, а если это еще и нулевая вершина, что вполне возможно в данном случае, то совсем трудно. А если еще это такая вершина, что у нее и семантики никакой нет, то тогда беда, потому что в ходе вычисления эта вершина должна будет исчезнуть, у вас останется категория без вершины, и вам по этому поводу придется что-то придумать. Если существует какое-то универсальное множество вариантов, скажем, иерархия Чинкве, то из нее можно будет что-нибудь подобрать, но тогда должно быть какое-то семантическое следствие и надо иметь данные, свидетельствующие об этом. Так что мне не кажется, что это вопрос более трудного или более легкого выбора, это просто неодинаковый выбор. Если в универсальной грамматике есть иерархия Чинкве и нет никаких ограничений на объединение, то, когда вы дойдете до этого третьего элемента, ребенку придется спросить, обладает ли он семантикой чего-то из этой иерархии. Если обладает, то там ему и место; если нет, то просто объединять надо внизу, и дело с концом.