О природе и языке - [54]

Шрифт
Интервал

Наверное, на каком-то уровне, галилеевский идеал совершенства природы является движущей силой всякого научного поиска, но в большинстве областей знания он определенно не играет роли направляющей силы в большей мере, чем в лингвистике. Веской причиной является то, что добиться хоть какого-то приближения к дескриптивной адекватности настолько трудно, что дальнейшие вопросы задавать просто нереально.

Посмотрите, например, на недавнее всеохватывающее исследование Марка Хаузера «Эволюция коммуникации» [37]. На самом деле это компаративное исследование коммуникации, сравнивающее системы коммуникации. Он разбирает много различных систем и описывает их в тончайших подробностях. Возьмите танец пчелы. Существуют чрезвычайно подробные описания его, но ведь, по сути, все это напоминает дескриптивную лингвистику. Вопросы, идущие дальше этого, по-видимому, чересчур трудные: какова, например, «порождающая грамматика» танца пчелы, то внутреннее состояние, что допускает именно этот диапазон танцев, а не какой-то иной диапазон? Или вопросы по поводу нервных механизмов, их роли в действии и восприятии, их эволюции. Проблема простого описания достаточно трудна сама по себе, а затем еще надо найти какое-то понимание функции танца. Пойти дальше этого, подобраться к настоящим минималистским вопросам трудно, но в биологии были люди, которые тоже пытались это сделать. Известным примером является Д’Арси Томпсон.

АБ и ЛР: Это ведет к следующему вопросу. Будем считать, что какая-то форма минималистского тезиса верна и человеческий язык является некой оптимально сконструированной системой. Вы часто подчеркиваете, что это крайне удивительный вывод в контексте биологических систем, которые характеризуются как «bricolage»>16 или изделие эволюции — «мастерицы на все руки», по выражению Франсуа Жакоба [38]. Поэтому было бы полезно попробовать разъяснить последствия этого открытия для биологии. Как один из возможных подходов, можно было бы подумать о том, что, по сути дела, язык довольно уникален среди биологических систем, возможно в отношении его комбинаторного характера; однако может быть и так, что язык легко обнаруживает что-то такое, что в биологических системах обычно принимается за исходную посылку, но с трудом поддается обнаружению. Может быть так, что роль «мастерицы на все руки» преувеличена? И что на других уровнях эволюционной шкалы «совершенные системы», возможно, тоже уже сложились и существуют, но их трудно вырвать из их биологического контекста?

НХ: По-моему, это вполне разумно. Сегодня это непопулярно, но дело в том, что если вы посмотрите на что-то вам непонятное, то вам покажется, что поработала «мастерица на все руки». Это было верно и применительно к тому, как люди в свое время смотрели на языки. Если вернуться в 1950-е гг., то стандартное допущение — я перефразирую Мартина Джуса, одного из основных теоретиков — состояло в том, что языки могут отличаться друг от друга без предела и произвольным образом. По сути, по поводу языка сказать почти что нечего: возможно почти всё [39]. Точно так оно и выглядит. Если вы рассмотрите многообразие языков в мире, то выглядит это так, будто бы найдется чуть ли не все что угодно. Это было стандартной точкой зрения в структуралистской лингвистике, которая отступала от этого допущения лишь в весьма редких случаях: фиксирована какая- то структура фонемной системы и может быть еще кое-что, может, отчасти морфология, может, какие-то нестрогие условия на синтагмы... но, в сущности, возможно всё. Сепир говорил нечто похожее и, на самом деле, это довольно-таки обычное дело [40]. И это правда: если посмотреть на любое явление, которое вы не понимаете, то именно так все и будет выглядеть. В отношении эволюции все верят, что Дарвин по сути прав, по этому поводу никаких вопросов нет; но сверх того понято не так уж много. Применительно к эволюции видов, лишь в немногих случаях можно продемонстрировать, по нормам естественных наук, что естественный отбор действовал, хотя все исходят из того, что это правда. Непросто измерить селекционные преимущества характерных черт. Когда посмотришь на то, что называется «объяснениями естественным отбором», то часто находишь нечто совсем другое. Хорошим источником примеров тут является книга Хаузера. Он пытается продемонстрировать в деталях то, о чем все думают в общем: что естественный отбор функционирует, прежде всего, для того, чтобы выдать и оформить результат. Но аргументация, которую он приводит, этого не показывает. Он берет летучих мышей и показывает, что они обладают удивительной техникой эхолокации: они могут найти летящее где- то насекомое и пулей рвануть прямо на него, ведомые таким эхом, какое антропогенные системы и воспроизвести не могут. Вывод: посмотрите, как прекрасно сработал естественный отбор. Это вполне правдоподобно, но аргументация Хаузера этого не показывает; показывается только то, что эхолокация обладает вот такими прекрасными характеристиками. В недавнем обзоре этой темы в журнале «Science» указывается, что вполне правдоподобно полагать, что зубы пираньи развились для резки, «но мы не располагаем прямыми доказательствами, что дело обстояло именно так». Креационист мог бы сказать иррационально, что такими их сделал Бог. Просто, если у вас натуралистический подход к органическому миру, то вы исходите из того, что в значительной степени он является следствием естественного отбора. Описание прекрасного приспособления к потребностям организма — это просто формулирование задачи, подлежащей решению. Задача же вот в чем: дан объект, даны его необычные свойства, удивительно хорошо адаптированные к выживанию и воспроизводству. Это постановка задачи, а не ответ. А часто это принимается за ответ к задаче, исходя из того, что итог не может не быть результатом естественного отбора. Догма в этом случае довольно- таки правдоподобна (трудно представить себе что-то еще), но это не ответ, и порой если тщательно посмотреть на вещи, то ответом оказывается нечто другое, неожиданное. Вещи такие, какие они есть, а не обязательно такие, как нам виделось. В действительности, в данный момент об эволюционных процессах известно мало, помимо самых основных принципов и огромного количества описательных работ, дающих весьма правдоподобные предположения (вроде эхолокации и зубов пираньи), конечно же, известно множество частностей о том, что делают гены и т.д. и т. п. И все же выглядит это, по большей части, беспорядочно, а никакого беспорядка, может быть, и нет. Может быть, вся эволюция всецело определяется физическими процессами в глубинном смысле, дающими многие свойства, небрежно приписываемые отбору.


Еще от автора Ноам Хомский
Системы власти

«Если у вас при себе молоток, то любая проблема для вас — гвоздь». С помощью провокационных обобщений и упрощений Ноам Хомский, известный лингвист, философ, общественный деятель, беспощадный критик политики США и противник глобализации, бросает вызов читателям, побуждая их мыслить активнее и в итоге заставляя по-новому взглянуть на острые проблемы современности. На чем основывается современный экономический и политический миропорядок? Каково будущее демократии в арабском мире? Что подтолкнуло Европу к экономическому кризису? Рассуждая об этом, а также о ценностях свободы, суверенитета, соблюдения прав человека, Хомский оперирует фактами, казалось бы, известными каждому из нас, но его выводы абсолютно неожиданны и потому гениальны.


Кто правит миром?

Книга Ноама Хомского «Кто правит миром?» – крайне значимый для XXI века труд, призванный встрясти мир и пошатнуть всеобщее спокойствие, добравшись до самых основ современного мироустройства. Анализ Хомского текущих процессов во внешней политике сосредоточен на фактах, течениях и политических дискурсах, которые, как правило, выпадают из пространства общественного мнения и остаются в тени. В книге рассматриваются «Настоящие правители» XXI века и их влияние на современность и будущее человечества. Прежде всего, речь идёт об Америке, ее становлении сверхдержавой и сбоях системы, преступлениях, внешних и внутренних друзьях и врагах.


Классовая война

В этой книге известный американский интеллектуал и политический деятель размышляет о глубоком кризисе, надвигающемся на современные западные общества, чьи социально-экономические проблемы достигли таких масштабов, что пришло время говорить о новой «классовой войне». Опираясь в своей аргументации на обширный фактический материал, Хомский вскрывает противоречия, порождаемые нарождающимся глобальным капитализмом, и предлагает его всеобъемлющую критику.


Будет так, как скажем мы!

Ноам Хомский, один из ведущих интеллектуалов современности, широко известен тем, что совершил революционный переворот в науке о языке, так называемую «хомскианскую революцию».Автор более 100 книг и более 1000 статей, почетный профессор 40 университетов мира, самый цитируемый в мире автор из ныне живущих, Ноам Хомский к тому же является выдающимся политическим мыслителем и одним из самых популярных левых деятелей в мире. «Совесть Запада», автор многочисленных бестселлеров в сфере политической публицистики, Хомский широко известен своей критикой американской внешней политики, государственного капитализма, манипулирования обществом с помощью средств массовой информации.


Государство будущего

Американский лингвист, публицист, философ Ноам Хомский считается одним из наиболее влиятельных из ныне живущих интеллектуалов. Ярый и последовательный критик политической тирании, анархист Хомский анализирует роль государства от его истоков до современности и обозначает векторы его будущего развития. Он считает одинаково регрессивными идеологии государственного социализма и государственного капитализма, а государство будущего связывает с развитием либертарианства как логического продолжения идей классического либерализма.


Гегемония, или Борьба за выживание

Книга Ноама Хомского «Гегемония, или Борьба за выживание», моментально ставшая бестселлером в США, наглядно показывает, как на протяжении более полувека Америка активно проводит в жизнь свою грандиозную имперскую стратегию во всем мире. Американское руководство проявило свою готовность — как во время Карибского кризиса — идти на любые риски для достижения мирового господства. Интеллектуал с мировым именем, Ноам Хомский, в данной книге исследует причины и истоки того, что привело нас на грань мировой катастрофы, что движет руководителями наших стран, когда они сознательно подвергают всех нас смертельной опасности.


Рекомендуем почитать
Цензоры за работой. Как государство формирует литературу

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Цензоры за работой» – это увлекательное исследование того, как в разных обстоятельствах и в разные времена работает цензура. В центре внимания автора три далеких друг от друга сюжета – роялистская Франция XVIII века, колониальная Индия XIX века и Восточная Германия на рубеже 1980–1990-х годов. Автор на многочисленных примерах прослеживает, как именно работала цензура, что сами цензоры думали о своей работе и каким образом они взаимодействовали с книжным рынком, в том числе и «черным».


Жан Расин и другие

Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.


Эпоха «остранения». Русский формализм и современное гуманитарное знание

В коллективной монографии представлены избранные материалы московского конгресса к 100-летию русского формализма (август 2013 года; РГГУ – НИУ ВШЭ). В середине 1910-х годов формалисты создали новую исследовательскую парадигму, тем или иным отношением к которой (от притяжения до отталкивания) определяется развитие современных гуманитарных наук. Книга состоит из нескольких разделов, охватывающих основные темы конгресса, в котором приняли участие десятки ученых из разных стран мира: актуальность формалистических теорий; интеллектуальный и культурный контекст русского формализма; взаимоотношения формалистов с предшественниками и современниками; русский формализм и наследие Андрея Белого; формализм в науке о литературе, искусствоведении, фольклористике.


Достоевский (и еврейский вопрос в России)

Великое искусство человеческого бытия в том и состоит, что человек делает себя сам. Время обязывает, но есть еще и долги фамильные. Продление рода не подарок, а искусство и чувство долга. Не бойтесь уходить из жизни. Она продолжается. Ее имя – память. Поколение сменяется поколением. Есть генетика, есть и генезис. Если мы, наследующие предков наших, не сделаем шаг вперед, то, значит, мы отстаем от времени. Значит, мы задолжали предкам. Остается надежда, что наши потомки окажутся мудрее и захотят (смогут) отдать долги, накопленные нами.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Достоевский. Энциклопедия

В данной энциклопедии под одной обложкой собраны сведения практически обо всех произведениях и героях Достоевского, людях, окружавших писателя, понятиях, так или иначе связанных с его именем. Материал носит информативный и максимально объективный характер. Издание содержит 150 иллюстраций, написано популярным языком и адресовано самому широкому кругу читателей. Впервые энциклопедия «Достоевский» Н. Наседкина вышла в московском издательстве «Алгоритм» в 2003 году, была переиздана книжным холдингом «Эксмо» в 2008-м, переведена на иностранные языки.


Знаки и чудеса

Книга рассказывает о том, как были дешифрованы забытые письмена и языки. В основной части своей книги Э. Добльхофер обстоятельно излагает процесс дешифровки древних письменных систем Египта, Ирана, Южного Двуречья, Малой Азии, Угарита, Библа, Кипра, крито-микенского линейного письма и древнетюркской рунической письменности. Таким образом, здесь рассмотрены дешифровки почти всех забытых в течение веков письменных систем древности.