О положении в биологической науке - [52]

Отсюда явствует, что академик Шмальгаузен занимает в биологии позицию автогенетика-индетерминиста, которая, конечно, принадлежит к реакционным течениям науки. Академик Шмальгаузен относит себя к мутационистам в теории эволюции. Он говорит: «Всякое же изменение нормы реакции означает мутацию. Таким образом эволюция строится все же только на мутациях» (стр. 92). А о мутациях академик Шмальгаузен говорит следующее: «Возникновение отдельных мутаций имеет все признаки случайных явлений. Мы не можем ни предсказать, ни вызвать произвольно ту или иную мутацию» (стр. 68). Такое заявление указывает, что Шмальгаузен окончательно занял индетерминистскую реакционную позицию и в методологии.

С академиком Шмальгаузеном в конце концов происходит, выражаясь его же языком, следующее: прогрессивное усложнение системы морфогенетических корреляций, создаваемых в нем (академике Шмальгаузене) за счет элементарных выражений плейотропизма, окончательно приняло автономно-регуляторный характер. Этим, конечно, в психике академика Шмальгаузена достигается максимальная эволюционная пластичность организма, за счет скрытого резерва его, Шмальгаузена, изменчивости, мобильности, приспособляемости к каким угодно формам мышления в биологии. Но все-таки этим не достигаются в нем, академике Шмальгаузене, максимальные темпы эволюции высших организмов в направлении диалектического материализма, ибо академику Шмальгаузену мешает индивидуальная приспособляемость и слишком автономное развитие, хотя у него и сохраняется высоко развитая система регуляций.

Может быть это и лишило академика Шмальгаузена лидерства в области формальной морганической генетики, ибо новая звезда, воссиявшая в созвездии МГУ, профессор Алиханян объявил на недавней дискуссии по книге Шредингера «Что такое жизнь с точки зрения физики?» плюсквамперфектумом все, что было основой для академика Шмальгаузена в области формальной морганической (мендельянской по выражению Тимирязева) генетики.

Оказалось, что за короткое время произошла колоссальная ревизия классической формальной генетики, и новый пророк ее пишет уже о химической природе гена, а МГУ и «Успехи современной биологии» (хорошие, видимо, успехи!) печатают. По этой теории ген есть лишь средоточие, где встречаются внешние и внутренние факторы развития организма. Ген, действительно, существует в хромосоме реально, но он связан с признаками и влияет на них лишь через геногормоны, испускаемые генами, очевидно, внутрь организма, как это полагается для гормонов. Как известно, в биохимии гормоны являются очень сложными соединениями, которые создаются специальными органами – железами внутренней секреции. Додуматься до представления о гене, как органе, железе, с развитой морфологической и очень специфической структурой, может только ученый, решивший покончить с собой научным самоубийством. Представлять, что ген, являясь частью хромосомы, обладает способностью испускать неизвестные и не найденные вещества, и заявлять, не будучи биохимиком, что эти вещества – гормоны, значит заниматься метафизической внеопытной спекуляцией, что является смертью для экспериментальной науки. Подобно тому, как Шредингер попробовал объяснить жизнь при помощи физики, Алиханян пытается объяснить ее при помощи химии. Но участь обоих бесславна, а в особенности Алиханяна, ибо Шредингер все-таки сам физик, а Алиханян в химии понимает ровно столько же, сколько Шредингер в биологии. Огромная литература иностранного и довольно странного происхождения, приведенная Алиханяном в статье о химической природе гена, хоть и показывает раболепие его перед заграницей, однако вынуждает и самого признать, «что прямая помощь, которую оказывает химия в освещении генетической и биологической эволюции, пока довольно ограничена, но она обещает оказаться в дальнейшем все более значительной» («Химическая природа гена», стр. 105). То-то и оно-то! Не от хорошей жизни генетик забрел в чуждую и темную область, из которой его попросят сами химики.

В другой своей статье – «Проблема гена в современной генетике» – автор Алиханян совершенно бессовестно пытался подкрепить многочисленными цитатами из классиков марксизма явно метафизические положения вроде следующих: «Ген не зародыш признака и не единственная ответственная материальная частица клетки, определяющая образование признаков или развертывающаяся в признак. Признак – это результат развития всей клетки, взаимодействия клеток и, наконец, результат взаимодействия с внешней средой (чего же в конце концов? – С.П.). Ген определяет специфическое развитие признака, определяет направление, в котором должен развиваться признак» (стр. 11). Правильно говорил академик Шмальгаузен, что представление о гене «приблизилось к вейсмановскому представлению о детерминанте» (стр. 53), т.е. самому реакционному и ненаучному представлению в биологии.

Еще большую смелость, так сказать, проявляет Алиханян, когда авторитетно заявляет, что «на синтез триптофана влияют два разных гена. Один из них требует для роста или индол или атраниловую кислоту, другой – только индол. Оба эти вещества являются предшественниками триптофана, а атраниловая кислота – более раннее звено в цепи реакций», что «возможно сведение действия генов к простым химическим реакциям» и что «количество генов, связанных с синтезом какого-либо вещества, приближается к количеству звеньев в реакции» (см. рис. 9 и стр. 10 и 11).