О науке и не только - [25]

ОКБМ была в то время мощной фирмой с прекрасным финансированием, что справедливо ставится в заслугу ее директору и главному конструктору И. И. Африкантову. Все известные научно-исследовательские институты и учебные заведения стремились завязать отношения с нашей фирмой.

Поэтому любого представителя ОКБМ, даже низшего звена, в Обнинске, Ленинграде и других городах встречали как желанного гостя, наперебой предлагая свои услуги.

Неожиданная смерть Игоря Ивановича Африкантова в 1969 г. в возрасте 52 года всколыхнула город. Никогда я не видел столько людей, пришедших почтить память этого выдающегося человека — вся улица от Дома Связи до Дома Культуры им. Дзержинского (бывший дом-коммуна «Дом чекиста») на ул. Воробьева (ныне Малая Покровская) была запружена скорбящим народом.

Руководителем ОКБМ стал Ф. М. Митенков, сам бывший расчетчик-физик. Нам, рядовым работникам, сразу стало ясно, что к руководству пришел человек калибром ниже прежнего руководителя. Конечно, авторитет ОКБМ поддерживал его имидж, но мы считали слишком мелочными для руководителя такого ранга его привычки ходить по этажам конструкторского здания и гонять курильщиков. Тем не менее, обладая первоклассным кадровым составом, ОКБМ уверенно решало поставленные перед ним задачи.

Наша страна отставала в научно-техническом развитии от западных стран, поэтому все новые идеи приходили к нам с Запада. Так продолжается до сих пор. Не знаю, помогала ли в развитии атомного машиностроения в стране наша внешняя разведка, но толчком для разработки реакторов на быстрых нейтронах БН-350 и в какой-то мере БН-600 послужила картинка в статье из французского журнала, посвященной проекту энергетического реактора-размножителя на быстрых нейтронах «Феникс» электрической мощностью 250 МВт с натриевым теплоносителем. Идея идеей, но вот как реализовать эту идею в металле? Но наши инженеры справлялись — воссоздавали конструкцию по картинке или просто по упоминанию в зарубежной статье, подбирали, обжигаясь, материалы, разрабатывали и корректировали технологии изготовления деталей и узлов, создавали стенды и методики расчета, экспериментировали, работали, работали, работали. Итог: ОКБМ за свою недолгую (с 1945 г.) историю создало помимо диффузионных заводов свыше 500 надежных ядерных реакторов и установок.

Я все более обзаводился новыми знаниями и навыками, чему немало способствовали командировки в ФЭИ г. Обнинск, в ЦКТИ им. И. И. Ползунова г. Ленинград, ВВМУ подводного плавания им. Ленинского комсомола в другие организации и непосредственное общение с учеными (в моем тогдашнем понимании): Л. Н. Поляниным, М. Х. Ибрагимовым, В. М. Боришанским, А. Патрушевым и другими.

В ОКБМ достаточно рано появились электронно-вычислительные машины, и мы начали переводить свои расчеты на ЭВМ. В первую очередь компьютеризации были подвергнуты сложные расчеты гидродинамики, например, определение поля скоростей и давлений при течении теплоносителя в разных сечениях трубных пучков теплообменников второго контура Na-Na. Работая с программистами-математиками, я не переставал удивляться степени их математической и профессиональной подготовки и испытывал к ним своего рода зависть, что, конечно, подвинуло меня впоследствии к самостоятельному овладению этим ремеслом. Я начинал от программирования в кодах и закончил программированием в среде С#.

Опыт практической работы получен

В конце 1969 г. проф. В. М. Боришанский уговорил меня поступать к нему (в ЦКТИ им. И. И. Ползунова) в заочную аспирантуру и к лету 1970 г. после сдачи вступительных экзаменов я был в нее принят. На экзамене по диалектическому и историческому материализму у меня был вопрос о Кронштадском мятеже (дело было в Ленинграде), и я построил свой ответ на официальном отношении к этому событию марта 1921 г., изложенном в учебниках. Однако, достаточно возрастные преподаватели, принимавшие экзамен, остались недовольными и долго втолковывали мне, что все происходило не так, как написано в учебниках. Не помню, какую оценку они мне поставили, наверное, тройку, но дело совсем не в оценке — значит, в 1970 г. уже поднимали голову враги советской власти, и по парадоксальному стечению обстоятельств числились они, в основном, преподавателями общественных наук («пчелы против меда»). По рассказам моего приятеля В. Гурикова, в Горьковском политехническом институте некоторые преподаватели кафедры философии тоже активно вели пропаганду против советской власти. Именно от людей, несущих в массы марксизм-ленинизм, и пошла эта зараза, разъевшая затем идеологические устои нашего государства.

Аспирантура аспирантурой, но времени на самостоятельную «научную деятельность», так называемую «учебу в заочной аспирантуре» у меня не было. Нужно учесть, что через некоторое время после возвращения в Горький (в 1967 г.) я набрался храбрости, пришел на студию телевидения и предложил свои услуги. Как ни странно, меня приняли, и примерно раз в неделю (были и другие спортивные комментаторы, в том числе В. И. Любимов) я стал появляться в эфире с информацией о соревнованиях и интервью со спортивными знаменитостями. Такую информацию вместе с Яшей Фридманом, редактором отдела новостей, мы добывали, разъезжая в субботу и воскресенье на редакционной машине по стадионам и спортивным залам. Однажды, приехав с работы в ОКБМ на передачу к 19–00, мне пришлось в прямом эфире без предварительной наметки брать интервью у Александра Канделя, знаменитого уральского баскетболиста, члена сборной страны, чем я немало возвысился в глазах баскетбольной общественности. Недавно, копаясь в многочисленных архивных бумагах, я обнаружил несколько заметок, опубликованных в горьковских газетах «Горьковский рабочий» и «Ленинская смена», подписанных «И. Шипилов».