О нас троих - [3]

— Да, да, — и я махнул рукой в сторону «фиата-500» морковного цвета, стоящего в конце улицы, шагах в тридцати от нас.

До машины мы добрались бегом, я стал искать в кармане ключи и краем глаза увидел, что парень заковылял быстрее; нервно рванул на себя дверь, плюхнулся на сиденье, открыл дверь девушке и успел завести мотор, пока она садилась. Машина резко рванула с места, как раз когда парень, похожий на раненого носорога, уже настигал нас; я прибавил газу и через секунду вместе с дрожащей девушкой был уже на расстоянии десяти, двадцати, пятидесяти метров от него, в зеркале я видел его разъяренную физиономию, которая постепенно расплывалась в туманном свете уличных фонарей.

И тут я вновь почувствовал прилив злобы, она малость поутихла от неожиданности: все же, как-никак, меня чуть не задушили; я вдруг затормозил, дал задний ход и на полной скорости поехал обратно.

— Что ты делаешь? — в голосе сидящей справа девушки послышалась тревога. Но меня уже ничто не могло остановить, кровь бурлила от неудержимой жажды мести, я хотел отомстить истории за всю ее несправедливость и произвол, отомстить за жителей Константинополя, убитых крестоносцами, за бронзовых лошадей, украденных с ипподрома и перенесенных на собор Сан-Марко,[1] за мою мать, терпевшую придирки своего работодателя, когда я был еще ребенком, за отвратительные лица и имена политиков, каждый день появляющиеся на газетных страницах и экранах телевизоров, за бесцветный голос председателя комиссии на защите диплома, за безжалостное уродство улиц вокруг нас.

Утопив в пол педаль акселератора, я доехал задним ходом до отставшего противника, опустил стекло и заорал:

— И у тебя, дурья башка, еще хватает смелости гнаться за нами? Осмелел, почувствовав себя оскорбленным, и захотел поквитаться? Вонючка, вот кто ты, сучий потрох, помесь быка с бородавочником, помойка ходячая! У тебя же на лбу написано: полный идиот!

Я использовал свой голос-мегафон на полную катушку, и тот, кто никогда его не слышал, даже представить себе не мог, каким громким он был: я ощущал разливающуюся в воздухе звуковую волну. Парень отступил на шаг, и на его тупом лице типичного маменькиного сынка отразился если не страх, то по крайней мере замешательство. Сидящая рядом девушка тоже выглядела испуганной, она смотрела на меня так, будто неожиданно обнаружила, что рядом с ней какая-то неведомая человеческая особь; да я и сам вдруг испугался и подумал: хорошо бы как-то успокоить ее. «Осторожно!» — внезапно вскрикнула она, и я почувствовал, как парень всей своей тяжестью навалился на боковую дверцу моей машины, после чего просунул руку в открытое окно и попытался схватить меня за плечо растопыренными пальцами.

Но я уже давно стал одним целым со своим «пятисотым», эдакое животное на колесах: устраивал слалом в потоке машин, заезжал на тротуары и съезжал с них, проскальзывал под самым носом у регулировщиков, прежде чем они успевали засечь мой номерной знак, нырял вперед, назад, вбок лучше любого баскетболиста. Думаю, что обычно, сидя за рулем, я представлял собой странное зрелище: зимой, в холод, я сгибался в три погибели, а летом высовывал голову наружу, откинув верх: моя машина была рассчитана на людей ростом не выше метра шестидесяти. Я еще подал назад, дождался, чтобы его пятерня целиком оказалась внутри, потом резко затормозил и как можно быстрее поднял стекло левой рукой. Когда до него дошло, что я делаю, он попытался убрать руку, но было слишком поздно, его пальцы зажало между стеклом и металлической рамой, я переключился на первую скорость, отпустил сцепление и дал полный газ. Парень заорал, — удивительно, но его голос по громкости не уступал моему, — два-три метра я тащил эту сопротивляющуюся тушу за собой, пока он не выдернул пальцы из ловушки, за что поплатился содранной кожей и разбитыми костяшками. Девушка вскрикнула от ужаса.

— Все, все, успокойся, — сказал я; переключил скорость на вторую, доехал до конца улицы и, даже не притормозив, вписался в поворот, так что маленький двухцилиндровый мотор ревел подобно взлетающему аэроплану.

Мы выехали к бульвару, который вел на юго-запад вдоль трамвайного кольца, и только тогда вздохнули свободнее, но всякий раз, как я смотрел на девушку, сидящую справа от меня в мерцающем свете фонарей, сердце начинало бешено колотиться.

— Ах да, спасибо, — немного погодя произнесла она и засмеялась, все еще напряженная.

Я неуверенно засмеялся в ответ:

— Пожалуйста, не надо меня благодарить. Даже не думай. Он задушил бы меня, если бы не ты.

— Думаю, я бы и сама с ним справилась, — сказала она.

— Кто он такой, этот хмырь? — спросил я.

— Друг моих друзей, — ответила она. — Видела его всего два раза. — Она пожала плечами. — Какая глупость. Тебе кажется, что можно быть собой, и ты расслабляешься, но тут же находится тип, который понимает все не так и творит бог знает что.

— Вот подонок, — сказал я с нотками былой злобы, которая все еще сидела внутри меня. Но сейчас я наслаждался ее чарующим голосом, ее дыханием, в котором чувствовал легкий аромат апельсиновых цукатов, самим ее присутствием, наполнявшим эту жестяную коробку жизнью и теплом.