О, мед воспоминаний - [34]

Послания котов чередуются с записками самого М.А.

„Дорогая кошечка,

На шкаф, на хозяйство, на портниху, на зубного врача, на сладости, на вино, на

ковры и автомобиль — 30 рублей.

52

Кота я вывел на свежий воздух, причем он держался за мою жилетку и рыдал.

Твой любящий.

Я на тебя, Ларион, не сержусь."

(Последняя фраза из „Дней Турбиных". Мышлаевский говорит ее Лариосику).

В начале лета 1928 г. я задумала поехать на Волгу в г.Вольск, чтобы отыскать там

могилу мамы и брата, умерших от сыпного тифа во время голода в Поволжье. Надо было

поставить ограду.

Незадолго до моей поездки проездом из Ленинграда в Тифлис у нас остановилась

Марика Чимишкиан. В день ее отъезда позвонил Маяковский и сказал, что он заедет

проводить Марику (они старые тифлисские знакомые). В поместительной машине сидел

он и киноактриса Ната Вачнадзе. Присоединились и мы трое. Большое внимание проявил

В.В. по отношению к Марике: шоколад, питье в дорогу, журналы, чтобы она не скучала. И

все как-то очень просто и ласково. По правде говоря, я не ожидала от него этого. Обратно

мы ехали молча. Я сказала:

97

— Что это мы молчим? Едем как с похорон.

Ната и Мака промолчали, а Владимир Владимирович сказал:

— Действительно, как с похорон.

Должно быть, здорово нравилась ему наша Марика!

Путешествие мое на пароходе от Нижнего до Вольска по разлившейся Волге было

красиво и приятно. Из окрестных лесов ветер доносил запах ландышей. Дышалось легко

и радостно.

К счастью, в Вольске я нашла старую знакомую и из грязных меблирашек „Южный

полюс" перебралась к ней в чистый, заставленный цветами уютный домик. „Город

обветшал, обтрепался, а сколько умерло, не сосчитать," — пишу я Тате Ляминой в

Елатьму.

Переписываю целиком сердитое письмо-телеграмму, присланную мне в Вольск

М.А. 16 июня.

„Полтораста рублей перевел телеграфом, намучившись на телеграфе вследствие

чудовищного адреса двойная нумерация поразительна — это двойной номер дома или

первый номер дома второй квартиры прелестнее всего загадочное слово румянцева

мужчина или женщина дом румянцева или квартира румянцевой или не дом и не квартира

а просто лицо которое должно фигурировать денежном адресе выбрасываю это слово

безжалостно все целуем подтверди получение денег и пришли сколько нибудь

осмысленный адрес Мака."

Вторая телеграмма, посланная из Москвы двумя днями позже, более милостива:

„Домашние тоже соскучились рады что поиски успешны целуют пенаты".

„Пенаты" — это весь комплекс домашней жизни. В первой телеграмме, видно,

принимал участие Рогаш, о котором я писала и чей портрет приложила.

Самые ответственные моменты зачастую отражаются в шутливых записках М.А.

Когда гражданская смерть, т.е. полное изничтожение писателя Булгакова стало

невыносимым, он решил обратиться к правительству, вернее, к Сталину. Передо мной

две записки.

„Не уны... Я бу боро..." — стояло в одной. И в другой: „Папа придумал! И

решился"...

98

По Москве сейчас ходит якобы копия письма М.А. к правительству. Спешу

оговориться, что это „эссе" на шести страницах не имеет ничего общего с подлинником. Я

53

никак не могу сообразить, кому выгодно пустить в обращение этот „опус". Начать с того,

что подлинное письмо, во-первых, было коротким. Во-вторых, — за границу он не

просился. В-третьих, — в письме не было никаких выспренних выражений, никаких

философских обобщений. Основная мысль булгаковского письма была очень проста.

„Дайте писателю возможность писать. Объявив ему гражданскую смерть, вы

толкаете его на самую крайнюю меру."

Вспомним хронику событий:

в 1925 году кончил самоубийством поэт Сергей Есенин;

в 1926 году — писатель Андрей Соболь;

в апреле 1930 года, когда обращение Булгакова, посланное в конце марта, было

уже в руках Сталина, застрелился Владимир Маяковский. Ведь не хорошо получилось бы,

если бы в том же году наложил на себя руки Михаил Булгаков?

Вообще восстановлению истины и прекращению появления подобных „эссе" очень

помог бы архив Сталина, который, я уверена, сохранился в полном порядке.

„Письмо", ныне ходящее по рукам, — это довольно развязная компиляция истины

и вымысла, наглядный пример недопустимого смешения исторической правды. Можно ли

представить себе, что умный человек, долго обдумывающий свой шаг, обращаясь к

„грозному духу", говорит следующее:

„Обо мне писали как о „литературном уборщике", подбирающем объедки после

того, как „наблевала дюжина гостей"."

Нужно быть ненормальным, чтобы процитировать такое в обращении к

правительству, а М.А. был вполне нормален, умен и хорошо воспитан... Однажды,

совершенно неожиданно, раздался телефонный звонок. Звонил из Центрального

Комитета партии секретарь Сталина Товстуха. К телефону подошла я и позвала М.А., а

сама занялась

99

домашними делами. М.А. взял трубку и вскоре так громко и нервно крикнул

„Любаша!", что я опрометью бросилась к телефону (у нас были отводные от аппарата