О любви - [34]

«А вдруг там пенек?» — испугался Петров.

Он подошел к Зине и присел на корточки:

— Ты жива?

Зина не отвечала, она смотрела вверх. Петров взял ее за кончик носа и поводил из стороны в сторону.

— Небо, — сказала Зина, — какое красивое небо и облака. В городе не бывает такого неба, только переменная облачность.

Петров смотрел не на небо, он смотрел на Зину. Едва сдержал себя — так хотелось ее поцеловать.

— М-м-м-мужчину падшего я тебе сейчас покажу, — не то простонал, не то промычал Петров.

Он сложил Зине руки на груди, перевернул ее и подтолкнул с горки.

Зина рулоном скатилась вниз. Быстро вскочила на ноги, погрозила Петрову кулаком и показала язык. Она хотела подняться на горку с чинным и независимым лицом, но на середине подъема поскользнулась и остальную часть пути проделала на четвереньках.

Она уже забралась на край оврага, когда Петров остановил ее, перевернул на спину и снова спустил с горки.

Зина несколько раз на четвереньках совершала восхождение, но как только подползала к вершине, рядом оказывался Петров, брал ее за ворот куртки, переворачивал и толкал вниз. Зина шумно возмущалась и весело хохотала. За несколько скольжений она прокатала плотную дорожку. Петров требовал, чтобы Зина извинилась за обидную характеристику.

Его не устраивали компромиссы: «полупадший», «почти не падший», «наполовину падший», «падший много лет назад» — она снова и снова ехала вниз.

— Ну хорошо. — Зина стояла скрестив руки и смотрела на Петрова снизу вверх. — Может быть, ты еще не падший мужчина, но я уже совершенно мокрая женщина. Теперь я заработаю воспаление легких. — Она подняла глаза к небу. — Болеть приду на твою площадь, так привычнее, в твоей квартире и помру.

— Дудки, — сказал Петров, — мне хватило одной твоей болезни. Держи руку.

Когда Петров почти вытащил Зину наверх, она выдернула у него руки, плюхнулась на снег и дернула его за ноги. Петров полетел в овраг через ее голову. Он на животе проделал тот спуск, который раскатала Зина спиной и ягодицами.

Еще не встав на ноги, она оглянулась:

— Павлик, как называется упражнение, которое ты выполняешь? Я занималась гимнастикой, но такого не припомню. Скольжение пузом по наклонной?

После этого заявления она быстро пристегнула лыжи и побежала вперед. Петров догнал ее, погрозил пальцем, обошел и стал прокладывать лыжню.

* * *

Дома на вопрос Потаповых, как покатались, Зина ответила, что не помнит, когда последний раз было так хорошо. Петров заставил Зину переодеться. У нее не было запасной одежды. Выдали спортивный костюм Людмилы, в котором гостья чуть не утонула.

— Какая же я толстая, — вздохнула Людмила, глядя на Зину.

— Ничего подобного, — возразил Петров. — Зина тощая, а ты женщина в полном расцвете. Я вот думаю, что ты нашла в этом шклявом субъекте?

— Ты думай в другую сторону, — ответил за жену Потапыч, — и вообще занимайся более привычными для тебя вещами. Думает он… Ты бы еще балетом занялся.

У них была своего рода игра: Петров нахваливал Людмилу и уговаривал ее бросить Потапыча и выйти замуж за него. Потапыч изображал ревнивого мужа.

— Зиночка, — вкрадчиво сказал Потапов, — для полного сугрева вам надо выпить мой фирменный напиток, глинтвейн. Это горячее вино с капелькой водки и пряностями, набор которых — мой личный, пока незапатентованный секрет.

Петров и Людмила знали, что многолетние эксперименты Потапова привели к тому, что водка на восемьдесят процентов вытеснила из напитка вино. А пряности он добавлял методом сложения — все, что были в доме, плюс новые, которые скупались во всех командировках. Однажды Потапыч даже положил в глинтвейн лавровый лист и соль. Пить было невозможно — так называемый глинтвейн напоминал суп, в который влили спирт.

— От этого можно умереть, — честно сказал Петров, подавая Зине стакан, — но заболеть точно нельзя.

Она немного отхлебнула и почувствовала, что проглотила ароматические лезвия. Потапов гордо смотрел на нее, наивно ожидал похвалы. Зина выдавила улыбку, сказала, что напиток великолепный. Мужественно влила в себя весь стакан. Последние капли глинтвейна лишили ее голову последних капель ясности, а ноги стойкости. Зина хотела подняться, но тут же снова рухнула на диван.

— Дти, — пролепетала она заплетающимся языком, — мне надо их накрмить и улжить. Ой, батюшки, что это со мной?

— Сегодня глинтвейн удался, — сказал довольный Потапов. — Главное в нашем деле — испытание на чистых людях, светлых натурах. На Петрове экспериментировать бессмысленно. Зиночка, приезжайте к нам почаще. Каков эффект! Может, еще рюмашку?

Зина отрицательно затрясла головой. Комната запрыгала перед глазами. Зина с трудом сфокусировала испуганный взгляд на Петрове.

— Ничего не случится с твоими детьми, — сказал он. — Пойдем-ка я тебя уложу.

Он подал Зине руку, и она схватилась за нее как утопающий за канат. Зина хотела извиниться перед Потаповыми, открыла рот, но вместо слов вырвался громкий «ик».

В комнате, которую отвели Зине с детьми, Петров посадил ее на тахту, присел на корточки, стал расшнуровывать ей кроссовки.

— Палик, знаешь, что я думаю? — хихикнула Зина — Нет, я не буду говорить, потому что я пьяная. Ой, как смешно! А здорово мы сегодня покатались?