О любви - [32]

— Дойка коров? — уточнила Зина.

— Не только, — замялся Петров, — я бы сказал шире — млекопитающих.

— Потрясающе, никогда бы не подумала! Врач, педиатр — и вдруг доение.

— А как я-то был поражен, ты бы знала! Один раз даже участвовал в самом процессе.

— Как интересно, расскажи.

— Зиночка, пусть Козлов рассказывает, не хочу отбирать у него лавры победителя.

— Козлов что, из деревни?

— Из самой дремучей. Зина, обращаю твое внимание: москвичи давно бы выродились, не поступай в столицу здоровая кровь из провинции, наша кровь.

— Ох эти лимитчики, — манерно проговорила Зина, подражая столичным дамам, — ну все заполонили.

— Сейчас высажу и потопаешь на своих тонких ножках по родному пейзажу обратно. А мы, лимита, поедем природой наслаждаться. Верно, ребята? — Петров посмотрел в зеркало заднего вида на мальчиков.

Саня и Ваня ответили дружным: «Гу!»

— Нет, я с вами, — притворно испугалась Зина и стала оправдываться: — Какие мы коренные москвичи? Папа из тамбовской деревни, мама родилась в Казани. Только мы с сестрой немножко из столицы.

— Ладно, принимаем тебя в нашу компанию. Твои родители приехали сюда учиться?

— Это в общем-то грустная история. У моего дедушки Саши, папиного отца, был брат-близнец Иван. Они жили в деревне с чудным названием Вшивка. Ну что ты смеешься? От слова «вшить» — деревня вклинивалась между двумя большими селами. Моя девичья фамилия, кстати, Вшитова. Так вот, близнецы Ваня и Саня были на селе личностями приметными. Их все уважали, любили и побаивались. Бабушка Оля рассказывала, что им еще и шестнадцати не было, но если случалось что-нибудь на селе: пожар, драка, бык бешеный срывался — бежали за близнецами. Они вернулись с войны весной сорок шестого. В деревне голод. Бабушка Оля говорит, Ваня и Саня увидели пухнущих от голода детишек, вскрыли колхозный амбар и раздали людям хлеб. Через месяц их арестовали, не помогли и военные награды. Когда их забирали, они своим женам велели не оставаться в деревне, а ехать в Москву. Две беременные женщины одни, без документов, пошли в столицу пешком. Добирались восемь месяцев, как раз к сроку. Поразительно, но схватки у них начались одновременно. Корчась от боли, они бродили по Москве и спрашивали, где находится больница Наконец нашли госпиталь. Бабушка Оля родила моего папу, а жена и ребенок Вани погибли. Меня назвали Зиной в память о ней. Я своих сыновей тоже, как ты понимаешь, назвала в честь их прадедушек. Мне кажется, папе было бы приятно.

— А что? — согласился Петров. — Отличные имена — Иван и Александр, для своих — Ваня и Саня. Саня! — гаркнул он. — Прекрати немедленно!

Санечка запустил в ветровое стекло мячик, который, отскочив, попал Петрову в лоб. От неожиданности он чуть не нажал на тормоз.

— Почему ты думаешь, что это Саня? — спросила Зина, оборачиваясь к детям.

— Потому что Саня при броске забирает вправо, а Ваня влево. Дай им журналы из бардачка. Пусть почитают.

— «Компьютерра», — прочитала Зина на обложке. — Как раз по нашему развитию.

Она смотрела, как с забавной сосредоточенностью ее сыновья перелистывают страницы, и думала о том, что Петров относится к ним, как к родным детям. Баловать можно и чужих детей, но только на родных можно повысить голос, слегка шлепнуть, наказывая, проявить твердость при капризах. Постепенно и незаметно Павел взял на себя отцовские функции. Хорошо это или плохо? Для детей — определенно хорошо. Об остальном можно пока не задумываться.

Потапыч, ожидала Зина, будет напоминать фигурой доктора Козлова. Но друг Петрова оказался худым и маленьким. Рядом со своей полноватой женой Людмилой он смотрелся щупленьким.

Смущение первых минут знакомства помогли преодолеть дети. Зину расспрашивали, сколько им месяцев, ходят ли они.

— Скоро будет одиннадцать, — отвечала она. — Они так ловко ползают, что кажется, им никогда не захочется становиться на ноги.

— А я говорю Зине, что это глупые страхи, — вставил Петров. — Пока еще никто, во всяком случае из знакомых мне людей, не остался на четвереньках.

Он взял тон, которым мужья передают друзьям глупые замечания своих жен, ища поддержки и вводя в курс семейных споров.

Людмила и Потапыч переглянулись. Петров их предупредил «Со мной приедет многодетная мать. Женщина порядочная во всех отношениях. Поэтому никаких инсинуаций и дурацких намеков. Ее горячо любимый муж военный и в данный момент отсутствует. Я осуществляю над Зининым семейством тимуровское шефство».

— Наша Анюта пошла после года, — делилась Людмила. — Она пошла, а мы потеряли покой — глаз да глаз нужен.

Полуторагодовалая Анюта крутилась тут же. Она обрадовалась появлению близнецов и теперь мешала их раздевать, помогая снимать комбинезоны. Потапыч смотрел на внучку с обожанием: его радовало все, что вызывало у малышки восторг. Поэтому Ваня и Саня пришлись ему по душе. У Людмилы нерастраченного материнства хватило бы на ясельную группу — она отстранила Зину и стала показывать детям игрушки в уголке, который им выделили подальше от сквозняков.

— Вы не хотите на лыжах покататься? — предложила Людмила.

— На лыжах? — обрадовалась Зина, но потом посмотрела на своих мальчиков и отрицательно покачала головой. — Нет, спасибо, вы идите, а я за детьми присмотрю.