О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 1: 1899–1927 - [26]
В квартире не душно, прохладно, только клопы есть. Как уедем, будут выводить. Ну, устала, прощай, будь весела и здорова. Целую. Оля
>Год по болезни О.Л.
9. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
18-ое июня [1902 г. Москва – Ялта]
Ну вот я наконец и поправляюсь, милая Маша! Надеюсь, уже по-настоящему. Довольно с меня. Мне разрешено сидеть час к завтраку и час к обеду. Сейчас был Штраух[257], позволил шагать и с пятницы выходить на воздух. У меня, оказывается, было воспаление брюшины, но мне не говорили. Целые дни лежит огромный компресс на моем многострадальном животике, а на ночь снимаю. Но животик мой стал опять маленький, как был. Ты рада?
Ни о каких поездках мне думать не позволено. В начале июля переберемся в имение Алексеевых на Тарасовской платформе – ½ ч. езды – и там хоть подышим воздухом. Там очень хорошо. Алексеев каждый день пишет и телеграфирует, чтоб мы распоряжались их Любимовкой, как своей собственностью[258]. Отданы распоряжения все приготовить. Антон там был и ему нравится. Река близко и рыбу можно удить. Антон вчера уехал с Морозовым[259] в Пермь. Снарядили его, пальто теплое купили, шведскую куртку в случае свежей погоды. Оставил расписание – где и когда будет его пароход, чтоб я могла туда телеграфировать ему. Я так рада, что он уехал из Москвы. Вчера приехала мама и живет у меня. Я лежу в большой комнате. Клопов у нас масса, и когда мы выедем, их будут выводить как следует.
Сегодня я ела первый раз котлетку, сливки продолжаю пить. Теперешнее мое лечение будет – покой, и воздух, и ванны. Сейчас присылал Альтшуллер спросить, дома ли мы. Верно, придет.
Отчего ты присылала Эле телеграмму? Она мне сейчас сказала. Разве Антон не писал тебе почти каждый день? Он так говорил мне. Ездят ко мне два доктора, оба знающие и славные, ем все по часам. На ногах я слабее, чем когда вставала в Ялте. И похудела сильнее.
Завтра придет Гольцев[260] читать мне и болтать глупости – сам напросился. Зина ходит за мной и строга ужасно. Доктора ее уважают и даже руку ей подают – она чуть в обморок не упала. Дают мне какую-то муку питательную в портвейне. А какое безумие были наши две прогулки – помнишь?
Ну и рвота же у меня была, Машечка! Вспомнить не могу. Зина без содрогания не может вспоминать моего лица в ночь под Троицу и вот недавно, когда меня так безумно рвало. Тебя Бог миловал, благодари его, что не видала меня. Антон и то не может вспомнить моих диких глаз. Я тебе не надоела о своей болезни?
Кундасова[261] бывала часто, у меня сидела подолгу, т. ч. я ее высылала. Я собралась было за это время учиться играть на гитаре, но доктора запретили. Разрешают только читать и пасьянс раскладывать.
Ты хорошо живешь, отдыхаешь? Напиши после поездки в Козьмодемьян[новский]. монастырь. Пишешь ты, или ленишься? Не работаешь? Портниха шьет тебе, и хорошо ли? Пиши мне почаще, и я теперь буду писать. Спасибо за умывальник. Целую тебя за твое нежное письмо[262]. Пиши всегда так. Нам приятно. Целую мамашу. Тебя обнимаю и целую крепко. Твоя Оля
>Год по содержанию.
10. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
21 июня [1902 г. Москва – Ялта]
Вот я пишу чернилами, милая Маша, сижу за столом. Похожа я на селедку, куда-то вся ушла. Сегодня тихонечко прошлась с Вишневским до Госуд. банка[263], потом лежала. Вчера было очень много народу, и сегодня я раздражительна, и мухи утром не давали спать. Сижу совсем одна. Зина с Машей в кухне. Утром уехала мама. От Антона получила письмо[264]. Он доволен, чувствует себя хорошо. Телеграфирую ему каждый день на пароход.
У меня, оказывается, было воспаление брюшины, и от меня скрывали. Писала я тебе об этом? Как глупо скрывать. Я еще слаба здорово, сижу на строгой диете, в животе все еще что-то неловко, хотя он уменьшился. Мне жутко вспоминать о своей болезни. И опять начинается это ужасное выздоровление! Только что недавно пережила я его в Ялте и опять… Настроение скверное. Не понимаю, почему воспевают период выздоровления. Мне он тяжел очень. Больной лежать легче. Шатаюсь по комнатам, лежу, тоскую. Вчера была «гимназия»[265]. Я очень удивилась. Оне сидели долго, пили чай; оне меня видели все-таки в кресле уже.
Гиляровский привез мне вчера два чудесных букета – садовый и полевой. Мария Григор.[266] была у меня, приезжала к доктору, я ее направила к Штрауху. Альтшуллер был два раза, и послезавтра съедутся с Штраухом у меня. Он уже был у него. Альтшуллер поразился моему виду и сказал, что воспаление брюшины было уже в Ялте. Я ничего ровно не понимаю и не расспрашиваю больше докторов. Все они путаники. Лишь бы выздороветь! Погода не жаркая. Мне смешно было видеть улицы, людей. Как все гадко, серо и скучно. Ну, кончаю. Целуй мамашу, прочти ей письмо. Пиши мне. Обнимаю тебя, не беспокойся обо мне. Целую крепко. Твоя Оля
>Год по содержанию.
