О ком молчит Вереск - [56]

Пытаюсь оторваться от его рта, не дает, ласкает языком мой язык, подхватывая рукой под затылок. Он все еще во мне. Такой же твердый, такой же большой. Мое тело отвыкло. Я слишком растянута, слишком наполнена, но мне нужна эта боль. Я кайфую от боли, я хочу еще больнее, чтобы точно знать, что это правда. Он снова во мне. Второй рукой Сальва подхватил меня под поясницу и перевернулся на спину, увлекая на себя, облокачиваясь о толстую деревянную балку в стене и глядя на меня своими невыносимыми пьяными глазами с адской поволокой. Самый настоящий развратный дьявол. Как я жила так долго без этого взгляда…как можно чувствовать себя женщиной, если нет никого, кто мог бы на тебя смотреть с такой одержимой страстью.

Его грязные руки накрывают мою грудь и растирают по ней глину, втирая массу в соски, заставляя меня закатить глаза и запрокинуть голову, сидя верхом на нем, упираясь коленями в измазанный смесью пол. И кончики груди покалывает и пощипывает, посылая тонкие импульсы к воспаленной и растянутой промежности.

Ведет пятерней по моему животу, ныряя большим пальцем вниз, и, прикусывая губу, надавливает на мой клитор, одновременно приподнимая меня и насаживая на свой член. Я уже забыла, каково это с ним…какова его страсть, насколько он ненасытное животное. Обхватил обеими руками за спину, путаясь в моих волосах, и снова приподнял. Мы оба выдохнули в ожидании вторжения, но его не последовало, я хотела опуститься, но он не дал, потираясь губами о мои губы, о мою шею, пряча лицо между моей перепачканной грудью, скользя колючими щеками по вздыбленным серым соскам, заставляя от чувствительности закатить в изнеможении глаза.

— Почему не сказала приехать и трахнуть тебя? Ты же за этим меня позвала? Кончила, едва я вошел… За этим же звала?

Щеки вспыхнули, я захотела дернуться, но он удержал. Головка его плоти упирается в меня, я ощущаю ее входом во влагалище. Я хочу, чтобы он врезался внутрь. Сильно, быстро и очень глубоко. Так глубоко, чтоб я закричала. Но он этого не делает.

— За этим? — Повторяет вопрос и дает своей плоти полностью выскользнуть и теперь прижиматься к его животу и к моим нижним губам, пульсирующим от нахлынувшего новой волной возбуждения. Сильные руки сдавливают мои ягодицы, и он заставляет меня протянуть промежностью по его члену. Под тяжестью моего же тела клитор сильно трется о вздувшиеся вены его эрекции, о горячую мокрую головку. Еще немного, и я снова кончу. Он дергает меня все быстрее и быстрее, стискивая, не давая увернуться, и снова останавливается.

— Хотела, чтоб я тебя отымел? Говори!

— Нет! — яростно ему в губы, вырывая руки, хватаясь за член и направляя в себя. — Хотела, чтоб ты меня разорвал на части! Слышишь? Я дико тебя хотела…безумно всегда хотела! Да… чтобы трахал меня хотела, слышишь? Хотелааааа!

И с гортанным стоном вонзила глубоко в себя, выгибаясь и насаживаясь так сильно, чтобы ощутить его в себе до конца.

— Пи***ц тебе, малая! Ты же плакать будешь!

Обхватил рукой мое горло, а второй — мои бедра и принялся яростно и быстро вонзаться снизу, и в то же время нанизывать меня на себя с такой силой, что моя грудь болезненно подскакивала, а волосы падали то на лицо, то снова назад. ОН не давал передышки, не давал остановиться и долбился в меня все сильнее и сильнее, пока я не затряслась в еще одном оргазме, подхлестываемая его умелыми пальцами, растирающими мою промежность в такт толчкам.

Это было какое-то адское безумие. Он не останавливался, то ставил меня на четвереньки, то впечатывал в стену или распластывал на столах, но не переставал вонзаться в меня с какой-то сумасшедшей ненасытностью. Я не могла больше кончать, я говорила, что не могу, я, правда, плакала, царапалась, извивалась, но ему было плевать. Он лизал меня своим умелым языком, он жадно сосал мой клитор и вбивал в меня свои длинные пальцы, играя внутри моего тела, как на своей гитаре, то с адской скоростью, от которой из меня соки оргазма брызгали ему на руки, то издевательски медленно, заставляя ругаться русскими матами и кусать губы.

Мы стихли только под утро. Голые, с взъерошенными волосами, валяющиеся посреди растекшейся глины. Никто ничего друг другу не сказал. Мы уснули. Я сверху на нем, изнуренная и совершенно опустошенная, и в то же время переполненная им до краев.

Пробрались в дом через черный ход, отмывали друг друга в ванной, и я с жадностью стояла на коленях и вбирала в рот его плоть, пока он задыхался под струями горячей воды и хрипел «Вереееееск», а потом извергался мне в горло скудными каплями…потому что извергаться было уже нечем.

Я оставила его на постели и пошла на кухню готовить завтрак. Точнее, я туда проползла, потому что свести ноги вместе оказалось безумно сложно, и вся промежность огнем горела, я точно еще долго не смогу сесть. Я пела что-то себе под нос, разогревая нам тосты, намазывая хлеб плавленым сыром и заваривая свежий кофе. А когда поднялась с подносом наверх — его там уже не было. Только записка на столе.

«Я приходил попрощаться…Мне пора».

Уронила поднос, кофе полетел вниз, растекаясь по полу темно-коричневой жижей, а я понеслась вниз по лестнице, спотыкаясь босыми ногами, хватаясь за перила. Бежала во двор, потом босиком по тропинке вниз к воротам туда, где он бросил свою машину. Я не верила, что он уходит вот так просто. Идет в свежевыстиранной и высушенной одежде прочь из моей жизни, а где-то в его волосах застыли кусочки глины, а на спине еще не затянулись следы от моих ногтей. Но ведь я больше не выдержу расставания. Я больше не смогу жить без него…моих сил не осталось. Они закончились. Я просто, как подкошенная, упаду и не смогу подняться.