О! Как ты дерзок, Автандил! - [89]

Шрифт
Интервал

Папа Витьки был знатным бригадиром оленеводов. И даже Героем Социалистического Труда. Ездил в Москву на какие-то съезды. Вот интересно – они там, на съездах, правду друг другу говорят? А еще пастухи-оленеводы, когда собирались на чаепитие, говорили друг другу: «Воркуту возьмем – Москва сама сдастся!» Папа мальчика всегда смеялся: «Москва никогда и никому не сдается!»

В общем, они с Витькой решили девчонок пока в плен не брать.

Мальчик все рассчитал: надо наклониться к ноге и чиркнуть зажигалкой. Поднося пламя к тому месту, где кровь уже начала запекаться. От боли он потеряет сознание. И ничего не получится. Мальчик честно сказал себе: «Я просто боюсь поджигать себе ногу!» Похоже, выхода не было. Папа учил мальчика – выход всегда есть. У него уже начинала кружиться голова. Он еще раз осмотрел дно, где у кормы валялся остро наточенный ножик, его спаситель. Он связал рукава тельняшки и скрутил ее жгутом. Получилась хоть и мягкая, но длинная тряпка. Мальчик растянулся вдоль борта и, накинув тряпку несколько раз, сумел подтянуть к себе ножичек. И прежде чем потерял сознание, он успел чиркнуть ножом по леске. Когда он пришел в себя, то увидел, что кусок обрезанной им лески болтается на весле. Длинная часть лески, с добычей на конце – та самая, которая перехлестнула петлей ручку весла, по-прежнему натянута. Огромная рыба упрямо тянула ялик. Но теперь мальчику не было дела до рыбины. Он надел рубашку, потому что солнце обожгло его плечи и шею и продолжало жечь. Потом мальчик выдернул леску из раны на ноге, смочил тельняшку водкой из фляжки и промыл щиколотку. Он вырезал по низу тельняшки несколько длинных полосок-бинтов и тщательно перебинтовал ногу. Но перед этим он вырезал из тельняшки же большой лоскут, смочил его остатками чачи и закутал лодыжку вместе со ступней. Конечно, он не знал, что повреждение лодыжек и голеностопного сустава – одна из самых частых травм у людей. Он бинтовал и бинтовал, а его губы шептали:

О, как не прав ты, Автандил,
Ты маму Нестора обидел,
Ты хоть кого-нибудь любил?
Ты даже Гагру ненавидел…

На самом деле, получилось не по правде. Дядя Автандил собаку любил и часто кормил ее. Но так сложилось в голове. А стихи все сочиняются по правде? А если по правде, то Гагру не полюбила с первого раза мама мальчика. Но мама, обиженная, уже присутствовала в стихах. Может, переделать последнюю строчку? «И вот однажды ты увидел…» Что увидел дядя Автандил? Нужно продолжить. «И вот однажды ты увидел – по морю лодочка плывет…» Мальчик понял, что впервые в жизни он сочиняет стихотворение.

16

Мальчик не знал, что собаки тоже болеют. И у них случаются инфаркты. От старости или от внезапных потрясений, которые по-медицински называются стрессами. Гагра умерла. Собакам жалко своих хозяев, они не умирают на глазах людей. Убежать в лес Гагра не могла. Они ведь покинули берег, где растут тенистые рощи и много зарослей кустов. Кусты часто колючие, но уютная норка там всегда найдется, чтобы собака могла спрятаться. Симптомы инфаркта у человека и у собаки похожи. Просто собака не может рассказать. Начинает учащенно биться сердце – тахикардия, появляется неосознанное чувство страха, выступает холодный пот, отекают ступни и кисти рук. У человека. А собака просто не может ходить. И главное – и человек, и собака ощущают в тот час безмерную усталость.

Гагра уползла в нос лодки, спряталась за якорем – ей так казалась, что спряталась, легла на правый бок и вытянула лапы. А потом она умерла.

Мальчик знал, что вообще хоронить ушедших надо в чистом. Его тельняшка была уже испачкана и снизу располосована на бинты. Он постирал ее в море, отжал и разложил на носу. Очень скоро тельняшка высохла, обдуваемая ветерком. Пока тельняшка сохла, мальчик занялся своим рюкзаком. Он вынул веревку, фонарик и уже пустую фляжку. Вытряхнул хлебные крошки и расправил мешок. Это был обыкновенный мешок из тонкого брезента. Горловина его затягивалась лямками, и когда он расправил рюкзак по банке, он понял, что Гагра поместится в мешке. И еще он понял, что умерла собака не от старости. Она умерла от страха. Не за себя, когда оказалась в утлой лодчонке, взлетающей с волны на волну в бушующем море. Она умерла от страха за мальчика. Потому что она знала – он будет ее новым хозяином и другом. Он и стал им. И она уже никогда его не потеряет, как потеряла много лет назад своих прежних владельцев. Они собрали чемодан, сели в поезд, а Гагра осталась на перроне. Сначала она прибегала на вокзал и всматривалась в лица людей, выходящих из вагонов. Она думала, что хозяева еще вернутся за Гагрой. Дяденька плотного телосложения, девочка с бантиками и красивая женщина со светлыми волосами. Собака ее сразу видела в толпе. И звали собаку тогда по-другому – не Гагра. Но как – она уже забыла. Не вернулись. Они почему-то забыли, что Гагру нужно непременно забрать с собой. Так думают и так поступают все брошенные собаки. И пудельки, и терьеры, и даже очень мужественные овчарки. Они прибегают на железнодорожные перроны и в аэропорты, мечутся по вокзалам, спят в подземных переходах – неподалеку от тех мест, где грохочут поезда. И пробираются сквозь толчею ног и нагромождение рюкзаков и сумок в сентябрьские электрички, когда дачники заколачивают дачи и возвращаются в городские квартиры. Дядя Автандил рассказывал, что в Пицунде и в Гаграх бегают стаи собак. Да и на улицах Гудауты мальчик их видел. Собаки, брошенные людьми. Все побережье, с изумрудной водой и тенистыми рощами, с прекрасными мандаринами и душистыми


Еще от автора Александр Иванович Куприянов
Жук золотой

Александр Куприянов – московский литератор и писатель, главный редактор газеты «Вечерняя Москва». Первая часть повести «Жук золотой», изданная отдельно, удостоена премии Международной книжной выставки за современное использование русского языка. Вспоминая свое детство с подлинными именами и точными названиями географических мест, А. Куприянов видит его глазами взрослого человека, домысливая подзабытые детали, вспоминая цвета и запахи, речь героев, прокладывая мостки между прошлым и настоящим. Как в калейдоскопе, с новым поворотом меняется мозаика, всякий раз оставаясь волшебной.


Истопник

«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.


Рекомендуем почитать
Приключения техасского натуралиста

Горячо влюбленный в природу родного края, Р. Бедичек посвятил эту книгу животному миру жаркого Техаса. Сохраняя сугубо научный подход к изложению любопытных наблюдений, автор не старается «задавить» читателя обилием специальной терминологии, заражает фанатичной преданностью предмету своего внимания, благодаря чему грамотное с научной точки зрения исследование превращается в восторженный гимн природе, его поразительному многообразию, мудрости, обилию тайн и прекрасных открытий.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


«Жить хочу…»

«…Этот проклятый вирус никуда не делся. Он все лето косил и косил людей. А в августе пришла его «вторая волна», которая оказалась хуже первой. Седьмой месяц жили в этой напасти. И все вокруг в людской жизни менялось и ломалось, неожиданно. Но главное, повторяли: из дома не выходить. Особенно старым людям. В радость ли — такие прогулки. Бредешь словно в чужом городе, полупустом. Не люди, а маски вокруг: белые, синие, черные… И чужие глаза — настороже».


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.


Суета. Роман в трех частях

Сон, который вы почему-то забыли. Это история о времени и исчезнувшем. О том, как человек, умерев однажды, пытается отыскать себя в мире, где реальность, окутанная грезами, воспевает тусклое солнце среди облаков. В мире, где даже ангел, утратив веру в человечество, прячется где-то очень далеко. Это роман о поиске истины внутри и попытке героев найти в себе силы, чтобы среди всей этой суеты ответить на главные вопросы своего бытия.


Свет в окне

Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)