О! Как ты дерзок, Автандил! - [42]
Ты – замечательный отец и смелый человек, Дима, сказала Катрин, присев у костра и не отвечая на его вопросы. Ты спас сына, ты так заботишься о нем.
Что вполне нормально. Родители всегда заботятся о своих детях, пожал плечами Димичел.
Мне кажется, что в таком случае заботливые родители могут понять и других родителей, не таких благоразумных, но ведь у них тоже есть дети.
Ты говоришь о своей дочери? Но ведь она не упала в реку и ей не грозит опасность! Через два дня ты убедишься в том, что…
Ты знаешь, Дима, перебила его Катрин, мы учим правильным манерам и хорошему вкусу других, но часто для себя делаем исключение. И для своих детей – тоже. И потом, ты уверен, что у нас будут еще два дня?
Димичел обратил внимание на то, что Катрин стала называть его именем, от которого он отказался, но которое было записано в его паспорте. Такая вольность – или отступление от правил? – тоже ему не понравилась. Как будто сейчас она получила исключительные права на его прошлое.
Ну хорошо, Катенька Переверзева, ответил Димичел, хотя голова у него по-прежнему болела и язвить ему совсем не хотелось, ну хорошо. Ты продолжаешь навязывать мне правила, как их навязывала мне моя мама. Должен заметить, что самое скучное в жизни – выполнение правил. Гораздо интереснее их нарушать!
О нет, любимый! Мне больше нечему тебя учить. Я хочу тебе как раз сказать обратное: теперь я понимаю твои некоторые увлечения в прошлом.
Димичел поежился. Он ведь никогда не рассказывал Катрин о причинах своего развода с женой. И, живя в далеких от центров цивилизации местах, она могла и не знать о новом европейском увлечении свингом. Хотя… как знать, как знать! Ведь она уезжала за своей машиной-«серебрянкой» в столичный город, и чем она там занималась, чему она могла научиться, как она заработала деньги – одному богу известно. Он ведь тоже ее не расспрашивал. Лучше не трогать ни свои, ни чужие скелеты в шкафу.
Между тем Катрин продолжила.
Я также понимаю, лукаво улыбаясь, сказала она, твои некоторые просьбы ко мне… Мудрые просьбы отца в отношении собственного сына. Ты знаешь, я готова их выполнить. Мне интересно, как ты потом ко мне отнесешься? Тебе нравится, что я тоже становлюсь нарушительницей правил? Кстати, а где Иван, как он себя чувствует?
Что-то настораживало Димичела в совсем новой для него Катрин, и даже, скорее, не Катрин, а Катеньке Переверзевой, вернувшейся к костру из реки, которая ее погубила.
Он в палатке, ответил Димичел, может быть, сейчас не стоит его тревожить, мне кажется, он бредит: сук распорол ему мышцу под лопаткой.
Тогда тем более я должна его осмотреть, сказала Катрин.
И, поднявшись, она потянулась гибким телом, и опять сравнение со зверем, а сейчас – с похотливой кошкой, пришло на ум Димичела. Каким-то особенным образом Катрин хищно откинула голову назад и взяла в ладони свои полные груди. Она слегка разминала их и пыталась сделать совсем уже непотребное: кончиком своего влажного языка она пыталась достать до темно-вишневых сосков.
Димичел отвернулся. А ведь когда-то, совсем еще недавно, он хотел от Катрин в спальне именно такого поведения – вульгарного и порочного. Некоторые мужчины, впрочем, почему некоторые – почти все, любят в своих подругах низменное. Хорошая жена всегда должна быть немного падшей, а потом ее запрут в замке с бассейном и с винным погребом. Хочешь – пей, хочешь – вскрывай вены.
Катрин быстро оделась, собрала волосы на затылке в тугой узел и заколола их гребнем. Она словно читала мысли Димичела, она сказала, что ему не стоит подозревать ее в похоти и в женской мести. Она так и сказала.
Дима, сказала Катя, тебе не стоит подозревать меня в низменном. Я долго думала, и я поняла, что жертва с твоей стороны гораздо значимей моей. И еще я подумала о том, что такой поступок будет не самым плохим поступком в моей жизни. Что касается нашего венчания в церкви, то я очень прошу тебя: пригласи моего бывшего мужа, охранника, он не осмелится стрелять в нас у алтаря. Он убьет нас потом, когда мы выйдем из церкви.
Бред какой-то, подумал Димичел, при чем здесь похабные повадки стриптизерши из ночного клуба, желание сделать мужчину из моего сына – обязательно в страшную ночь, и церковный алтарь, у которого ее муж не осмелится нас застрелить? Бред, бред, бред.
Просто бред моего утомленного сознания.
Димичел сделал усилие над собой… Но вновь увидел, как Катрин направляется к палатке, где метался в бреду Иван, включает фонарик и поит его из кружки водой.
Все дальнейшее, что происходило в палатке между его сыном Иваном и Катрин, он видел так же отчетливо, как будто находился рядом с ними. И он слышал все.
Попей воды, тебе будет легче, вот так, еще глоток, сейчас я сделаю тебе укол, хороший антибиотик, сними свитер, я по-другому перебинтую рану, ее нельзя заклеивать пластырем, нужно, чтобы рана дышала, она может загноиться. Хорошо, Катрин, у тебя такие прохладные руки, а папа сказал мне неправду, я знаю, что в заломе что-то случилось. Молчи, малыш, о беде не надо сегодня, подвинься, я прилягу рядом, и я тебя согрею, ну что ты, Катрин, я весь горю. На самом деле, Иван, ты дрожишь, ничего не бойся, обними меня за плечи и расстегни у меня на спине два крючочка, да не здесь, они чуть ниже, какой ты хороший и смешной, кто тебе дал такое славное имя, какие жесткие у тебя волосы, ты просто настоящий мужчина. Но, Катрин, наверное, мы что-то сейчас делаем неправильно, ведь папа там, у костра, и он спас меня. А сейчас мы спасем друг друга, ты только не торопись, поцелуй меня сюда, подожди, я расстегну тебе брюки, перевернись осторожно, чтобы не сбилась повязка, давай отбросим спальник. Нет, Катрин, мы лучше подстелем его под тебя, чтобы тебе не было так жестко. Хорошо, что ты думаешь не о себе – всегда нужно думать о женщине, и тогда тебе тоже будет хорошо. У меня еще не было такого. Не торопись, теперь я поцелую тебя, и здесь тоже, не надо стесняться – у человека на теле нет запретных мест. Катрин, я ведь не делаю тебе больно, просто восхитительно, как ты пахнешь, Катрин, хвоей и чистой водой. А теперь, если хочешь, привстань надо мной на коленях, вот так. Восхитительно, Катрин, я больше не выдержу…
Александр Куприянов – московский литератор и писатель, главный редактор газеты «Вечерняя Москва». Первая часть повести «Жук золотой», изданная отдельно, удостоена премии Международной книжной выставки за современное использование русского языка. Вспоминая свое детство с подлинными именами и точными названиями географических мест, А. Куприянов видит его глазами взрослого человека, домысливая подзабытые детали, вспоминая цвета и запахи, речь героев, прокладывая мостки между прошлым и настоящим. Как в калейдоскопе, с новым поворотом меняется мозаика, всякий раз оставаясь волшебной.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
В повести «Ана Ананас» показан Гамбург, каким я его запомнил лучше всего. Я увидел Репербан задолго до того, как там появились кофейни и бургер-кинги. Девочка, которую зовут Ана Ананас, существует на самом деле. Сейчас ей должно быть около тридцати, она работает в службе для бездомных. Она часто жалуется, что мифы старого Гамбурга портятся, как открытая банка селёдки. Хотя нынешний Репербан мало чем отличается от старого. Дети по-прежнему продают «хашиш», а Бармалеи курят табак со смородиной.
Учительница английского языка приехала в США и случайно вышла замуж за три недели. Неунывающая Зоя весело рассказывает о тех трудностях и приключениях, что ей пришлось пережить в Америке. Заодно с рассказами подучите некоторые слова и выражения, которые автор узнала уже в Калифорнии. Книга читается на одном дыхании. «Как с подружкой поговорила» – написала работница Минского центра по иммиграции о книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)