О, этот вьюноша летучий! - [125]

Фрол схватился за подштанники. Цело ли батюшкино заветное письмо?

Сказалось – цело!

– Авось-ка Ловчиков даст мне какой-никакой кафтанец со своего плеча… – бормочет он.

Фрол, отчаянно работая локтями, пробивается вплотную к всадникам и выкрикивает:

– Эй, князь Томила Путилович, знакомо ли тебе имя Скобеевых?

Но князь даже не услышал крика. Образ Аннушки, томящейся в окошке, все витает перед ним. Он оторвался от своего «дальновидца» и обратился к спутнику.

– Видал ли ты, граф Шпиц-Бернар, невесту мою Аннушку?

– Энгельхен! – рявкает бравый капитан. – Большой голубчик! – он показывает руками. – Цветущий блум! Цветущий плум!

– Ах, Аннушка… – вздохнул было Томила, но не успел закончить вздоха, как был стянут с седла железной рукой оборванца. Сильнейшая пощечина сбила князя с ног.

– Я те дам, ах Аннушка! – орал ужаснейший оборванец. – Аннушка моя!

Княжья стража налетела вихрем на голыша. Взметнулись сабли, но князь остановил расправу.

– Батогов ему! – томно сказал он. – Да смотрите не до смерти.

– О, джентль хат! – восхитился граф. – О лямур! О херц! Бабешка!

Рыцари уехали, а над поваленным Фролом засвистели батоги. Юноша скрипел зубами от боли и стыда.

– Ну, Москва… и верно ты бьешь с носка… – шептал он.

Ушли мучители, разбрелись бессердечные ротозеи, а Фрол Скобеев все лежал распростертый в грязи, глядя в веселое небо, где еще недавно летал хозяином. Вдруг ласковый голосок долетел до его слуха:

– Вставай, дворянский сын, да возьми себе платьице по чину.

Изумленный Фрол резко садится и видит перед собой опрятного милого вьюношу (это, разумеется, Онтий), который одной рукой протягивает ему кафтан и саблю, а другой держит под уздцы справную кобыленку.

– Кто ты есть, лукавый человек? – подозрительно спрашивает Фрол.

– Я есть пскопской купец и Скобеевых род хорошо знаю. Возьми-ка, Фролушка, кафтанец позор прикрыть, возьми лошаденку для помочи, а что с сабелькой делать, ты, видать, сам знаешь.

– А была не была!

Фрол вскакивает, мигом натягивает кафтан, хватает саблю, свистит сиим острым предметом направо-налево.

– Ну, Томила, ноне берегись!

– Хорош витязь, хорош, – умильно приговаривает Онтий и вдруг, схватив лошадь за хвост, резко поворачивает ее под саблю.

– Вжих! – опускается сабля, и в руке у Онтия остается лошадиный хвост.

– Караул! – завопил хитрец на всю Ивановскую, потрясая хвостом. – Держи вора! Хвост моей кобыле отрубил, супостат!

Прибежали караульные с бердышами, обратали Фрола, давай его давить.

– А ну, тащите его к судье Шемяке! – распорядился Онтий.

Вдруг из толпы кубарем покатился под ноги стражи юродивый Вавилон.

Отчаянным усилием Фрол сбрасывает с себя караульных, пускается в бегство, но ненароком сбивает с ног проходивших по площади попа с попадьей и насмерть зашибает их беленькую собачонку. Толпа настигает Фрола. Поп, громко рыдая, потрясает трупиком собачки.

– Ахи-ахи, братия, кобелек сей был нам с матушкой аки сын родной! Тащите убивца к Шемяке-судье!

Разросшаяся толпа с Онтием и попом во главе волочет Фрола пред грозны очи праведного судьи Шемяки. И вновь Фрол с помощью Вавилона вырывается и задает стрекача.

Он бежит по мосту над глубоким рвом, а навстречу ему бегут судейские мужики с кандалами да наручниками.

– Знать, погибель моя пришла. Прощай, Аннушка, – прошептал Фрол, закрыл глаза и сиганул вниз с моста.

Вот ведь беда – падает незадачливый самоубийца не наземь, а на черного козла, которого за веревку вел рвом некий посадский.

Козел лежит без дыхания, а посадский, оседлав Фрола, вопит на всю Ивановскую:

– Отца моего ро́дного зашиб насмерть, басурманин! Тащите его к Шемяке, православные!

Толпа, плотоядно журча, валится в ров, но Фрол успевает тайком поднять с земли камень, обернуть его тряпицей и сунуть за пазуху. Он встает на ноги, и по лицу его мы тотчас понимаем, что встал тут уже новый Фрол, ожесточенный, а прежний лопоухий «деревенщина» разбился вдребезги.

СУД. Шемяка-судья, засиженный мухами, выдавливая на слоновьем своем носу назрелые угри, ведет процедуру запросто.

– Глаголь! – тычет он в истца свободным пальцем, подозрительно напоминающим корень растения хрен.

Онтий с поклоном глаголет:

– Праведный судья, сей лихоимец хвост отрубил у моего коня.

В виде доказательства он показывает хвост.

– Отвечай! – тычет пальцем Шемяка в ответчика.

Фрол молча вынимает из-за пазухи тряпицу с камнем, показывает судье и подмигивает.

– Эге! – говорит Шемяка, понимающе кивает Фролу и даже забывает про свой нос.

– Пусть лошадь твоя, добрый человек, останется у лихоимца, пока у ней хвост не отрастет, а как отрастет, так и заберешь.

Онтий в растерянности раскрывает рот.

– Глаголь! – тычет пальцем судья в попа.

– Сына, сына родного у меня супостат зашиб, праведный судья! – восклицает поп, показывая собачонку.

– Отвечай!

Фрол вместо ответа снова вынимает свой узелок. Шемяка вопросительно показывает два пальца, Фрол дважды подмигивает. Нос забыт уже окончательно. Приговор таков:

– Пусть супостат возьмет у тебя попадью и добудет с нею тебе нового сына, а как добудет, заберешь.

– Ай! – вскрикивает попадья и трясется, как от щекотки. – Ай-ай-ай!

– Глаголь! – тычет пальцем Шемяка в посадского, и тот с ходу начинает вопить, показывая всем черного козла.