О дивный Новый Свет! - [7]

Мой приятель Стив, как у нас было заведено, побежал спускать лодку, а я поплыл к девочке. Течение сегодня было сильнее обычного, и ее унесло от берега. Девочка уже почти не барахталась – начиналась гипотермия. Еще секунду-две, и она начнет глотать воду…

Но я тогда успел – подхватил ее и погреб обратно. Стив все еще боролся с лодкой, а я уже добрался до места, где смог, наконец, встать, поднять девочку над водой, и донести до берега. Как и положено в таких случаях, мы сразу же стали ее растирать, потом Стив заставил её выпить горячего чая из термоса.

Девочка немного оклемалась и вдруг заплакала.

– Я думала, что уже утонула…

– Ничего, всё нормально. Только ты больше не лезь в воду без родителей.

– Я здесь с сестрой. Она отлучилась в туалет и сказала мне, чтобы я к воде без нее не подходила. А я не послушалась. Нас же в YMCA[2] учили плавать, я и решила попробовать… Теперь сестра ругать будет, – и она опять заплакала.

– Не будет, я с ней поговорю. Если ты мне пообещаешь больше так никогда не делать…

– Обещаю… Я вообще в воду никогда не полезу!

– А вот это ты зря. Когда вода потеплеет, плавай на здоровье. Только всегда под присмотром старших.

– Нееет… Боюююсь…

И тут примчалась высокая и очень красивая девушка.

– Вы мою сестру не видели?

– А это не она?

– Она! – девушка неожиданно перешла на русский. – Женя, что случилось?

Тут ответил я, тоже по-русски:

– Ничего страшного, просто она немного искупалась.

– Я ж тебе говорила, не лезь без меня в воду!

– Да ладно, – сказал я, – она и так уже перепугалась до смерти. Не надо ее ругать.

– А вы что за нее заступаетесь?

– А я ей обещал…

– И кто вы вообще такой?

– Алексей Иванович Алексеев, к вашим услугам.

– Ясно. Теперь понятно, почему вы по-русски говорите. Ладно, так и быть, не буду ее ругать. А меня зовут Лиза. Елизавета Николаевна Долгорукова. А это моя непутевая сестрица Евгения.

– А вы из Нью-Йорка?

– Нет, из Калифорнии, мы здесь в гостях у бабушки. Приехали на все лето – родители в отъезде, в Греции.

Это было самое чудесное лето моей жизни. Женю я научил плавать – не так, как их учили на курсах в YMCA, а по-настоящему, в море. А с Лизой мы уже строили планы на будущее. Только осенью она начинала учебу в Калифорнии, а я недалеко, в Нью-Джерси.

Наш роман продолжался полтора года – на Рождество она прилетела ко мне, лето она опять провела у бабушки, на следующее Рождество я полетел к ней на каникулы. А потом – каюсь – когда одна моя сокурсница начала строить мне глазки, я решил, что одно другому не мешает.

И один раз, когда Лиза мне позвонила, трубку схватила моя тогдашняя пассия. В результате я потерял и ту, и другую. И если местную заменить получилось без проблем, то Лизу я утратил навсегда. Много раз я ей звонил, просил прощения – сперва она просто бросала трубку, потом все же ответила – сказав мне спокойным равнодушным голосом никогда ей больше не звонить. А ещё через пару лет я узнал от сестры, что Лиза вышла замуж. Вскоре после этого я и познакомился с дамой, на которой я с горя через полгода так неудачно женился.

Вода в заливе Сан-Франциско редко поднимается выше шестидесяти градусов, или шестнадцати градусов по Цельсию. То есть даже в августе здесь так же холодно, как в июне на Файр-Айленде. Я сорвал с себя халат, бросил на него фотоаппарат, и с разбегу, ласточкой, прыгнул в воду, успев крикнуть выбежавшему на палубу матросу:

– Бросай круги! И шлюпку на воду!

Я нырнул в холодную воду залива, подумав мельком, что в штате Нью-Йорк за купание в голом виде меня могли бы и посадить…

3. Дело рук самих утопающих…

Прыгнул я хорошо – вынырнул футах в десяти от утопающих. За спиной я услышал скрежет лебедки – на корабле спускали шлюпку, а недалеко от нас плюхнулся сначала один, потом второй спасательный круг.

За перевернутую деревянную лодку цеплялись четверо – женщина лет сорока, молодая девушка, девочка-подросток и маленький мальчик. Я подхватил один из кругов и посадил на него мальчика и девочку, крикнув оставшимся:

– Держитесь!

Шлюпка уже была спущена на воду. Я отбуксировал к ней спасательный круг, передал детей, которых сразу же перехватили матросы, и поплыл обратно. Мог, конечно, и подождать, но не факт, что оставшиеся женщины смогли бы и дальше держаться, всё-таки гипотермия – страшная штука. На этот раз я подхватил второй круг, положил на него женщину постарше, и направился в сторону лодки.

Руки уже коченели – вода была всяко похолоднее, чем тогда на Файр-Айленде. Еще немного, и тело резко ослабеет, по нему разольется истома, и я буду, увы, сам нуждаться в спасении. Мне некстати вспомнилась фраза из «Двенадцати стульев», которые я прочитал в свое время в университете – дома у нас этой книги не было, родители не признавали советской литературы, кроме «Доктора Живаго», Солженицына, и бездарей, уехавших на запад, таких, как Максимов и Марамзин. А фраза как нельзя лучше описывала нашу ситуацию: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих».

Плыть с кругом получалось слишком медленно, потому я его оставил и поплыл из последних сил со скоростью, на которую еще был способен. До места я добрался вовремя – у бедной девушки разжались от холода пальцы, и она уже сползала в море лицом вниз. Я успел ее подхватить сзади за плечи, как нас учили, и поплыл с ней к шлюпке, которая и сама шла в нашу сторону. Девушка попыталась в меня вцепиться, пришлось придерживать ее руки, иначе мы оба пошли бы ко дну.