О дереве судят по плодам - [51]

— Если бы не посветил, — сказал, улыбаясь, Хыдыр, — пришлось бы вам, наверное, встречаться с другим бригадиром.

Журналист тоже улыбался: встреча с бригадиром доставила ему большое удовольствие. Он вышел из вагончика и немного походил по сухому руслу канала, на берегу которого стояли в ряд голубые, слегка запыленные, бульдозеры. В отвальных ножах полыхало горячее солнце — без риска ослепнуть на них нельзя было взглянуть.

Журналист подошел к одной из машин, дотронулся до нее и тут же отдернул руку.

— О! Какой горячий! Огонь! — дуя на руку, сказал журналист.

Потом долго смотрел на синие горы, на желтую степь, на сухое русло канала. В силу привычки он старался запомнить все: людей, пейзаж, машины, и вместе с образом волшебника Хыдыра, творившего сказку наших дней, хотел забрать и увезти с собой.

Прощаясь, журналист с чувством произнес:

— Бардзо дзенькую! Спасибо! Приезжайте в Варшаву!

Проводив гостя и начальника участка, бульдозеристы направились к бригадному стану. Немного поотстав от других, рядом с бригадиром шел Малыш.

— Хыдыр-ага, — обратился к нему Кичи.

Агабаев остановился, взглянул на него снизу вверх.

— Что?

— Я ведь не нарочно… — потея от смущения, почти шепотом произнес Малыш.

— О чем ты? А!.. Ладно. Ничего, — отвернувшись от Малыша, мягко сказал Агабаев. Он долго не мог сердиться. И давно уже простил ученика. Тем более, что все обошлось очень хорошо!

ХЕМРА

Сигаретный дымок, завиваясь спиралью, улетал в открытое окно, за которым оранжево полыхал июньский зной.

Дементьев стряхнул пепел с сигареты и пытливо взглянул на меня.

— Вы просите, чтоб я рассказал о себе? Пожалуйста!..

И вслед за этим он начал читать наизусть отрывок из повести Паустовского «Колхида». Сергей Георгиевич читал довольно выразительно, и я живо представил себе, как ветер швырнул в окна духана горсть пыли и сухих розовых лепестков, как, нервно перебирая зеленые листья, заволновались пальмы, как вылетавший из труб дым мчался вдоль плоских улиц Поти, сметая запах отцветающих мандаринов.

Я увидел надвигающийся с моря дождь, тяжелым дымом лежащий над водой.

Я представил себе грузинский духан, столик, и за ним молодых людей, покорителей Колхиды. И как живой прозвучал голос инженера Габунии:

— Двести сорок дней в году здесь лупит непрерывный дождь.

Другой добавил:

— Пламенная Колхида!

Дементьев меня поразил. Не часто встретишь людей, которые вот так бы, как он, знали «презренную» прозу. Стихи — другое дело. Во всяком случае, такого человека, как он, я меньше всего ожидал увидеть в Головном, небольшом поселке, у истоков Каракумского канала.

— У вас отличная память, — польстил я Дементьеву, — но причем тут Колхида?

— Да нет же! Дело тут не в памяти, — махнул он загорелой рукой. — А в том, что «Колхида» — эта книга великого мастера. За это я и люблю ее. И еще за то, что эта книга обо мне, о моей молодости.

До приезда в Туркмению. Дементьев жил в Грузии и работал на Потийском заводе, строившем землесосы. Вместе с такими, как инженер Габуния, он мокнул под проливными дождями. В топкой малярийной долине реки Риони прокладывал каналы, осушал Колхиду.

И вдруг — письмо из Туркмении с просьбой приехать и помочь в монтаже землесосов. Дементьев приехал, помог и… остался здесь навсегда.

Но какая разница в климате!

Там, в Колхиде, 240 дней в году лупит беспрерывный дождь, а здесь, на туркменской, земле, 240 дней в году жарит горячее солнце.

Когда первая очередь Каракумского канала была проложена, Дементьева назначили начальником первого строительного участка с конторой в поселке Головное. Здесь он поселился и принялся за дело.

А дела не простые.

По трем подводящим головам (так специалисты называют водозаборные рукава) воду Амударьи надо подавать в канал. Подавать беспрерывно. Каждый день. Каждый час. В любую погоду. Ночью и днем.

Подача бесплотинная. Она осложнена тем, что уровень реки все время скачет: то высок, то низок.

Амударья одна из мутных рек мира. За год в подводящих «головах» она откладывает миллионы кубометров ила. Их надо неустанно чистить, углублять и расширять…

А канал растет, становится все шире, полноводней, могучей. А массивы земель в зоне канала растут. Значит, нужно ежегодно увеличивать подачу воды, строить защитные дамбы.

Река, с норовом. Возьмет да вильнет в сторону от подводящих голов. Однажды на целый километр к правому берегу удрала. И там, где еще недавно закручивала воронки, с плеском, шумом и шипеньем летел к Аралу мутный поток, теперь вдоль берега широкой полосой лежала сухая глинистая рябь.

Тогда в работу включился земснаряд «303». По глинистой ряби он проложил глубокую протоку и опять соединил великую Аму с Каракумским каналом. И так много, много раз.

Еще до встречи с Дементьевым я познакомился а экипажем земснаряда, где начальником Николай Антонович Красницкий. Мы поднялись с ним на верхнюю палубу могучего земснаряда, соединенную со светлой, широкого обзора, багермейстерской кабиной. Земснаряд стоял в створе одной из подводящих голов, носом к Амударье. С двух сторон этого створа возвышались сизые горы намытого ила. Но углубление головы продолжалось — весь корпус земснаряда был охвачен легкой нескончаемой дрожью, из трубы к подножью серого увала била черная пульпа.