О чем знает ветер - [106]

Вернулась Бриджид – очень бледная, но вполне владеющая собой. Извинилась самым спокойным тоном, добавив:

– Не знаю, что это на меня нашло.

Других комментариев от нее не последовало.

Ужин был съеден, Оэн давно играл в шарады с О'Тулами, а Томас и Робби всё не возвращались. Мне стало невмоготу, да и Майклу с Джо тоже. Втроем мы вышли из дому и почти сразу заметили Томаса и Робби – мокрых по самые бедра, трясущихся от озноба, мрачных. Они двигались с восточного берега, где Лох-Гилл граничит с болотом.

– Что случилось и где Фергюс? – спросил Майкл.

– Следом идет, скоро будет, – заверил Томас. – Давайте-ка все в дом.

– А стрелял кто? – не отставал Майкл.

– Слава богу, он был не местный. Никому в Дромахэре не придется нынче оплакивать отца или сына. – Томас отвечал с неохотой, в голосе слышалась горечь. Мокрой, грязной рукой он потер глаза. – Фергюс говорит, у него была снайперская винтовка. Он в окно столовой целил. Видно, долго в засаде сидел, дожидался.

– Меня? – уточнил Майкл ровным голосом.

Единственное веко Робби дернулось, по всему телу прошла судорога.

– Мистер Коллинз, я этого парня видал с Лиамом Галлахером. Он добровольцам оружие поставлял. Называли его Броуди, а вот имя это или фамилия – не знаю. Неважнецкие у них дела, у Лиамовых ребят.

– Как так? – спросил Майкл.

– В июле черно-пегие Мартина Карригана убили, а теперь вот Броуди на пулю нарвался. Они с нами не в одном строю, но всё ж таки сторону нашу держали, мистер Коллинз. – Робби мотнул головой, словно пытаясь себя самого убедить в истинности этих слов.

– Нашу сторону! – усмехнулся Майкл. – Такие времена настали, что каждый мечется, бегает туда-сюда, пока его не подстрелят, когда он в самой середке окажется.

– Энн, Мартин Карриган имел белокурые волосы и носил бороду, – с нажимом, глядя мне в глаза, сказал Томас. – Полагаю, именно он был вместе с Лиамом на барже. Броуди подходит под твое описание третьего контрабандиста. Мне эта мысль только сейчас явилась, когда Робби сообщил, что оба были с Лиамом.

– О чем ты, Томми? На какой еще барже? – удивился Майкл.

Робби ничего не ответил, Томас тоже: он ждал, пока я сложу вместе все детали пазла.

– Томас имеет в виду, что сегодня мишенью были вовсе не вы, Майкл.

На этой фразе я ощутила, что близка к обмороку.

– Что?! – Джо О'Рейли ушам не верил.

– Возможно, этот Броуди целился в меня, – прошептала я.

26 декабря 1921 г.

Сегодня мы с Энн поженились. Она больше не напоминает мне Энн Деклана, несмотря на неоспоримое внешнее сходство. Теперь она – МОЯ Энн, и точка. На венчание она надела фату Бриджид и свадебное платье Энн Финнеган Галлахер, уподобившись рождественскому ангелу. Я хотел купить новые вещи, но Энн с улыбкой возразила, не каждой, дескать, невесте достаются прапрабабкина фата и прабабкино платье. В руках она держала ветки остролиста, и по контрасту с кроваво-красными глянцевыми ягодами ее руки казались еще белее. Волосы Энн распустила по плечам, и как же восхитительно они кудрявились на фоне белого платья, полускрытые фатой. Поистине, Энн была прекрасна.

В церкви царил промозглый холод, гости после двух дней бурных празднований клевали носами, зябко поеживаясь. Я думал, может, Энн предпочтет отложить венчание, но она заявила: раз Майкл Коллинз держится, мы и подавно сдюжим. Совершенно спокойная, с ясным взором, она протянула мне руку, и я повел ее под церковные своды. Напрасно я уговаривал Энн набросить пальто или хотя бы бледно-зеленую шаль (которую таскала за нами Мэгги О'Тул) – Энн осталась в одном платье и дрожала, бедняжка, стоя на коленях, пока отец Дарби читал венчальную молитву – долго, размеренно, с чувством. Свидетели нараспев повторяли: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе». Я и сам дрожал, да только не от холода.

Никогда еще я с таким рвением не впитывал слова молитвы. Хотелось запомнить не только каждое слово – каждый миг. И, похоже, мне это удалось. Уверен, через много лет образ коленопреклоненной Энн будет греть мое сердце. Сосредоточенная, она отвечала отцу Дарби с детской прямотой, и взгляд тоже был прям и чист, словно у самой Приснодевы, витражное изображение которой взирало с высоты на нас обоих.

Энн говорила с родным своим американским акцентом, как бы подчеркивая: ее клятва настолько искренна, что любые формы обмана, даже акцент, совершенно неприемлемы. Не знаю, заметил ли отец Дарби, – во всяком случае, виду он не подал. Гости, если и уловили непривычные звуки, тоже смолчали. Впрочем, на них я не смотрел. Я тонул в зеленых глазах Энн, обещавшей разделить со мною судьбу, какова бы она ни была.

Моя собственная клятва прозвучала неожиданно громко, породила эхо в полупустой церкви и гулко отозвалась в груди: «Я, Томас, беру тебя, Энн, в законные супруги. Клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас».

Отец Дарби соединил наши руки и, возвысив голос, объявил, что Господь в Своей милости укрепляет наши клятвы и ниспосылает нам благодать. «Что Бог сочетал, того человек да не разлучит!» – прогремело под церковными сводами. «Аминь!» – от души отозвался Мик, и Оэн тонким голоском подхватил «Аминь!» – будто жаворонок, не ведающий о строгой торжественности момента.