О чём пела золотая кукушка - [7]
С этими словами вещая птица, трижды взмахнув яркими крыльями, выпорхнула из ветхого шалаша и скрылась в далекой лазури небес.
Не проронив ни слова, слушала мудрый наказ вещуньи юная Чарых-Кеёк. Речь нежданной пернатой гостьи вернула силы лунноликой красавице.
Быстро выбежав из щалаша, она увидела в дальнем краю лужайки дивный свет, который излучал волшебный цветок. Осторожно, чтобы не потревожить стреловидные стебли, Чарых-Кеёк выкопала чудодейственный белый корень и, крепко зажав его пальцами, устремилась к вершине Кирим-тасхыла.
Подойдя к белой глыбе, очертания которой напоминали облик быстроногого скакуна, юная красавица, разжевав волшебный стебель, смазала живительным соком виски каменного коня. И в тот же миг распалось на куски каменное обличье, и внезапно пробудившийся Хара-Хулат радостно заржал.
Затем Чарых-Кеёк приблизилась к покрытой зеленым лишайником скале, похожей на голову гордого алыпа, и, разжевав второй стебель драгоценного цветка, смазала горьковатой жидкостью темя каменного истукана. Дрогнули каменные веки, растянулся в каменной улыбке каменный рот, и поднялся на ноги гордый алып.
Еле сдерживая страх, смотрела Чарых-Кеёк на разминающегося после каменной спячки Хулатая и на нетерпеливо перебиравшего стройными ногами могучего Хара-Хулата.
— Кто ты, освободившая меня из каменного плена, вернувшая мне жизнь, радость свободы и одарившая меня моим верным боевым конем? Из какой ты земли, от какой ты воды, кто отец твой и кто твоя мать? Видно, отбилась ты от своего племени или скрываешься от кровавых глаз злого недруга? Не бойся! Теперь надежным защитником твоим навек стану я — не знающий страха, гордый алып Хулатай. Я раскину для тебя белоснежную шестиугольную юрту, облачу в драгоценный наряд и уставлю стол неведомыми тебе яствами.
С этими словами Хулатай вскочил на быстроногого Хара-Хулата и поскакал в сторону глухой таежной чащобы. А Чарых-Кеёк, крепко сжимая корень волшебного цветка, бегом направилась к своему убогому жилищу.
У входа в шалаш девушка осторожно отломила третий стебелек и, быстро разжевав его, проглотила. И тотчас она увидела огромный сундук, неведомо кем поставленный в передней части травяного жилища.
Чарых-Кеёк торопливо откинула тяжелую каменную крышку и на мгновение замерла, ослепленная дивным блеском. Переливаясь разноцветными красками, сиял жемчужный наряд, а белый платок, отороченный золотым шитьем, подобно огнеликому солнцу, излучал немеркнущий свет.
Надев драгоценное платье, Чарых-Кеёк трижды обошла шалаш и трижды взмахнула белоснежным платком. И в этот же миг ее ветхое жилище превратилось в огромный белый дворец, около которого возвышалась коновязь из чистого золота.
Пораженная этим чудом, перестала шуметь вечнозеленая древняя тайга, смолкли пернатые певцы, а четвероногие звери замерли в чащобе, удивленно взирая на сияющий ярким светом, так внезапно возникший на зеленой лужайке белый златоглавый дворец.
Как вкопанный застыл на своем густогривом Хара-Хулате возвратившийся с удачной охоты гордый Хулатай. Много чужедальних земель объехал он, случалось, бывал почетным гостем и на пирах у великих ханов, но нигде и никогда не видал подобного дива.
Алып Хулатай спрыгнул с коня, направился к гостеприимно открытой двери и вошел во дворец, где его уже ожидал богато заставленный различными яствами и напитками золотой стол.
— Эк-кей, месяцеликая! — сказал Хулатай. — Из какой ты земли, от какой ты воды, кто отец твой и кто твоя мать? Ты, освободившая меня из каменного плена, вернувшая мне жизнь и одарившая меня моим верным другом Хара-Хулатом, почему скрываешь имя свое и не скажешь, из какого ты рода, из какого ты племени? Не таись, солнцеликая, открой мне свою тайну!
— Эк-кей, гордый Хулатай, — ответила Чарых-Кеёк, — мы с тобой родные но крови и крову! Ты — брат мой единственный! И оба мы с тобой словно угли от одного костра, который развели добрые руки наших родителей. Твой отец и мой — могучий богатырь Албыган, покинувший подлунный мир по злой воле кровавоглазого Юзут-Хана, наша мать любимая — Ай-Арыг, чьи останки выброшены недругами из нашего жилища. Имя мое — Чарых-Кеёк!
Радостно подбежал к девушке гордый алып, крепко прижал ее к своей груди и, рыдая от счастья и смеясь от горя, промолвил:
— Каменные глаза мои не видели горя и слез родимой земли, каменные уши мои не слышали предсмертного стона любимого отца Албыгана и стенаний драгоценной матери нашей Ай-Арыг, окаменевшее сердце мое не дрогнуло и каменная рука не поднялась, чтобы предотвратить злую напасть. Если бы не волшебные чары твоей любви, единственная моя Чарых-Кеёк, я бы навечно остался безмолвным каменным истуканом, покинутым всеми на голой вершине Кирима.
Словно летящие в далекие края крылатые странники, словно кони, бок о бок стремящиеся к водопою, встретились, разлученные тяжкой бедой, брат и сестра. И радость их разделили приветливо раскачивающиеся кроны вечнозеленых деревьев, и ласковый шепот тайги сливался с разноголосым пением встрепенувшихся птиц.
Никто не заметил, много ли, мало ли прошло времени, только тени зеленоигольчатых сосен и густолиственных тополей стали длиннее. Лучезарное светило уже собиралось покинуть свой голубой чертог, распростившись с землей за узкой полоской горизонта.
