О чём молчал Будда - [46]

* * *

Новый день — новые возможности, забытые долги и обязательства. Кажется, вчера я слишком много себе позволил. Небольшой эксперимент и, чтобы его завершить, снимаю трубку.

— Слушай, — говорю я, — какого черта? Мы с тобой, помнится, договаривались. А если бы я был с женщиной?

— Ты о чем?

— О чем? Ты же ко мне приходила. Хотя бы крышку на унитазе подняла.

— Скворцов — ты законченный идиот. Ты — больной! Ты всех и всегда подозреваешь. В каждом углу тебе мерещатся враги! Дурак!

Прозвучавшая ругань пролилась сладостным бальзамом. Но каков я! Бывшую жену не учуять! Про унитаз — дешевый прием.

— Я знаю, ты оставила себе ключи. Не стыдно? Что ты желала найти — лифчик на торшере или помаду на фужере? Перевод получила?

— Какой перевод?

— Как! — на этот раз уже я стал терять терпение. — Ты не получила извещение? Я выслала тебе деньги — десять долларов в счет погашения долга.

— Скворцов — ты полное ничтожество. Сунь свои доллары в…

Браниться она умеет, а вот ругаться — нет. Издержки гуманитарного образования, у меня — техническое. Возможная причина нашей размолвки, думаю, как раз в этом и заключается. Когда я впервые выругался в ее присутствии… в общем, она была крайне удивлена. Я — не меньше. Откуда она свалилась? Я — с планеты, название которой забыл при приземлении. Но она-то всю жизнь провела здесь! Не знать родного языка — странно и непростительно.

— Ты, наверно, меня ревнуешь? — с гордостью в голосе сказал я.

— Пошел ты…

В литературе данный прием называется повтор, если что — лингвисты меня поправят. Когда тебя посылают в одно и то же место, возникает вопрос… к слову, задница у нее роскошная. Вероятно, я сначала влюбился в задницу, а уж потом во все остальное.

Гора с плеч. Она все-таки была в моей квартире — плевать. Однако мой нос упорно подсказывал, что был и кто-то другой. Не думаю, что это Вадим. Этот другой зашел, когда она ушла — хитрец отменный. Кто на примете? Кандидатов не столь много — Костя и человек Григория Аркадьевича. Почему Костя? Он у меня однажды был, а зайти второй раз уже проще. Григорий Аркадьевич — сплав жестокости и сентиментальности. Я помню его глаза. «До развилки» — сказал он. В действительности Григорий Аркадьевич сказал — Дима, сколько можно ждать? Когда, наконец, ты ее грохнешь? Грохни, и я тебя отблагодарю. Пистолет — научи эту стерву стрелять. Я видел, как ты стреляешь — молодец. Прошу, научи Эллочку стрелять. Володя меня подвел — большое расстройство. Я же на Володю надежды возлагал. А она колготки порвала и ноготок сломала. Вся рубашка мокрая — ткнулась головой и плачет, дуреха. Пришлось успокоить — погладить по головке. Говорю — ребенок ты у меня несмышленый, не переживай, купим мы тебе другую машину. Цвет выберешь — не переживай.

Новый день — прекрасно. Когда-то я вставал, открывал кран и залезал в раковину. Кран хрипел, плевался и скандалил. Вода ледяная. Дима Скворцов — молодой, красивый, полный планов. Она спала. Дима ее целовал — осторожно прикасался и убегал на службу. Думаю — я устал. Всю жизнь только тем и занимался, что думал. С утра до вечера. Думать — мое наказание, а не призвание. И что? Я стал умней или богаче?

Ну пришел он — этот таинственный некто — в мою квартиру. Какой риск, если он знает, где сейчас находится Дима Скворцов. Бывшая жена тоже ушла — какой риск? Ему интересно? Но ты поставь вещь на место! Глянул и на место! Терпеть не могу бардак. А этот кто-то — явно полный кретин. Тронул и забыл.

Сколько уже? — Девять. Обычно в это время я уже стою перед домом Эллы Сергеевны. А сейчас и рожу побрить не успел. Интересно, где я видел незнакомку? Определенно, я где-то ее видел. Память еще цепкая — не сегодня, так завтра подскажет. А сейчас молчит и в этом интрига. А вдруг… я видел ее на мониторе в конторе Григория Аркадьевича? Господи, только не это, только не у Григория Аркадьевича.

Звонок в дверь. Что-то новое! Отправляюсь в прихожую — пара шагов. Щелкаю замком и понимаю, что забыл натянуть штаны.

— Привет.

Кажется, Тимур воспылал ко мне товарищеским чувством — не замечает моего вида. Сейчас выхватит пистолет и ткнет в мой волосатый живот. И чтобы уважить парня, кручу подсечку и валю его с ног — пистолет-то на предохранителе. На серванте мебельной фабрики имени Эрнста Телля у меня стоит ваза — приз республиканских соревнований по стрельбе среди работников правоохранительных органов. И вот эта ваза разлетается на сотню осколков, один из которых едва не угодил мне в глаз. Этот идиот держит патрон в патроннике! Пуля не долго гуляла по комнате — влипла в стену. А если бы я сделал ремонт?

Нормальный парень Тимур, но дурной. Вероятно, он понимает насколько дурной, и впервые на его лице вижу слабую тень сожаления. Значит, парень еще не окончательно потерян для общества, однако ему придется долго и упорно работать, прежде чем влиться в наши с вами ряды. Но надежда присутствует, что уже не плохо.

— Научишь? — спрашивает Тимур и поднимается с пола.

— Без проблем, — отвечаю я и подтягиваю трусы. Они у меня находятся в той критической зоне, когда их наличие или отсутствие не играет никакого значения.