О чём молчал Будда - [28]

— Что?

— Пежо ядовито желтого цвета. А под задницей табун в сто двадцать лошадей — все породистые.

Моя желчь и злобная ирония относительно необъяснимой любви мужиков к своей машине вылетели в окно. Невероятно, но я чувствовал то, чего прежде никогда не чувствовал. Не знаю, не могу найти верного слова — новый опыт, я вдруг стал другим. Человечество начинает сходить с ума, как только проедет за рулем автомобиля. Вирус — незаметный и коварный — поразит вас навсегда. Он влезет в ваши мозги, разрушит и сделает своим рабом. Я чувствовал, как они карабкаются по моему хребту — неописуемый восторг и радость бытия. Сидеть на заднице и в то же время куда-то стремительно лететь — счастье.

— А как же прежняя договоренность?

— Она сказала: пусть данный вопрос меня не беспокоит. Выбросить из головы и забыть. Им занимаются другие люди.

— Скворцов, ты пьян?

Ну как моя жена. Чуть что — сразу пьян.

— Сколько я тебе должен за хлопоты? Ты обещал скидку.

— Тысяча пятьсот, — злобно ответил Костя, — со скидкой тысяча.

Ага, получается две тысячи. Одну я должен… как его там… Вадиму. И вторую Константину. В итоге мы имеем две тысячи долга. Афтондилу по понятной причине я ничего не должен. Нужно будет попросить прибавку к зарплате или отказаться. Положить ключи на стол и сказать — что? Простите, Элла Сергеевна, но я знаю трудовой кодекс. Это же ненормированный рабочий день. Круглые сутки за рулем, а моя поясница? Кто мне заплатит за поясницу? С подогревом? Каким подогревом? Ах, сиденья с подогревом? И что из этого? Греют-то сиденья, простите, совсем иное место. Поясница вон она где, а тут значительно ниже. Там обычно геморрой образуется, это когда прямая кишка вылезает и торчит — очень больно.

— Шестьсот рублей, — улыбнулась мне женщина.

— Что? Шестьсот! Какие шестьсот?

Мне показали чек — действительно, шестьсот рублей. Вонючее пойло для цыпленка Эллы Сергеевны стоило шестьсот рублей. Я отдал деньги и взял чек — для отчетности.

10

Наш мир — одна большая деревня. Любой город, каким бы огромным он не был, сколько бы миллионов в нем не жили, когда-нибудь превратится в деревню. Публичные люди подтвердят — скрыться невозможно. О тебе будет известно все до мельчайших деталей — с кем ты провел вечер, что сказал, о чем подумал. Мир сжимается до размеров новостей и слухов, в чем я лично убедился еще раз.

Вечер был хорош. И не в последнюю очередь благодаря моему настроению. Я шагал со стоянки — ближайшей к моему дому. Желтый цыпленок может вздохнуть спокойно и перевести дух — сегодня ему досталось. Я наездил километров сто. Мало? Это для вас мало. Впервые за много лет я проехал сто километров — куда мы только не ездили! А кой-куда и по два раза. Женщины чрезвычайно забывчивые существа. Память у них избирательна и часто подводит. Однако о деревне. Едва я снял башмаки и прошел в комнату, как тут же раздался звонок. Я был уверен, это далеко не первый звонок. Телефон, вероятно, потрудился на славу и вопил в мое отсутствие через каждые пять минут. Трубку я не взял — был голоден. В отличие от многих, кто бросает свои дела и мчится сломя голову, чтобы ответить на звонок, я действую иначе. Если я голоден, ничто на свете не помешает мне набить свою утробу. Я — эгоист. Для меня нет более важных дел, чем мои дела. Если я смотрю телевизор, и мне нравится программа, телефон может звонить сколько угодно — я не сдвинусь с места. Я кому-то нужен? Простите, господа, сейчас я занят более важным делом.

И только когда я развалился на любимом диване, чувствуя, как в животе набирают силу пищеварительные процессы, только тогда позволил глянуть на телефон. Он молчал. Правильно. Куда приятней развалиться и ощутить животную радость в тишине.

— Скворцов, — сказала она, — ты — лгун.

Согласен, но только отчасти. Ложь моя совершенно безвредна, а порой даже полезна. Ложь во спасение — это обо мне.

— Тебе не стыдно? А знал бы, как мне было стыдно! Я, как дура, не могла привести ни одного здравого аргумента…

Я держал трубку, слушал, не перебивая, мою бывшую и пытался влезть в тему. Почему-то она начинает разговор даже не с середины, а ближе к концу. Хотя в чем-то здесь есть и моя вина. В бытность нашего супружества именно я приучил ее говорить по делу, отбрасывая вводные слова и предложения. Сначала я слушал все подряд, однако понял, что теряю не только время, но и терпение. Любой разговор, инициатором которого была моя жена, начинался со времен царя Гороха.

— Что я опять сделал не так? Тебе не достаточно… как его… Вадима? Дорогая, я уже не твой муж. А если забыла, глянь в паспорт. Видишь? Мы развелись.

— Ты всегда был циником. Даже когда на мне женился. Лицемерно обманул наивную девушку…

Опять понесло… хотя она в чем-то права. В действительности я оказался совсем другим человеком. Многие поступают именно таким образом, когда ухаживают за дамой. Больше внимания, обожания, приятные для слуха слова — я не исключение. Я что — должен был вывалить все свои недостатки? Кто после этого вышел бы за меня замуж? Дура последняя и та бы не вышла.

— Что мне сказать Вадиму? — спросила она, перечислив все мои прегрешения.