О Бялике - [7]

...Ты сбереги нетронутой ее.

Лелей ее, храни дороже клада

И замок ей построй в твоей груди —

Построй оплот из ненависти ада,

И не давай ей пищи, кроме яда

Твоих обид и ран твоих, и жди.

И вырастет взлелеянное семя,

И жгучий даст и полный яду плод;

И в грозный день, когда свершится время,

Сорви его — и брось его в народ...

Восстановим кратко в нашей памяти психологию той недавней эпохи, когда создавались "Песни гнева" и родственные им стихотворения. Последние годы прошлого столетия были для гетто периодом больших духовных кризисов. Национальная идея, пробужденная после 1889 года, но впоследствии захиревшая, около того времени получает новые толчки и начинает осязательно захватывать и массы, и часть интеллигенции. Первые сионистские конгрессы создают вокруг себя атмосферу неслыханного энтузиазма; в то же время рядом организуется Бунд, и по мере своего роста, заменяет космополитическую идею национальной. Со всех сторон на разные лады звучит анафема над старой, исконной политической пассивностью, к которой в течение веков целиком свелась вся государственная мудрость еврейского народа. Новое поколение хочет активно вмешаться в историю, хочет само, по своей воле и вкусу, лепить свою судьбу. И по всей линии, извне, как и внутри, оно переходит от обороны к наступлению. История еврейского народа не должна больше быть тем, чем была до сих пор, то есть "историей того, что другие делали с евреями": новые евреи хотят отныне сами делать свою историю, наложить печать своей воли и на свою судьбу, и, в справедливой мере, также на судьбу страны, где они живут. И поверх этого гама разноречивых, но, в сущности, созвучных голосов, не смешиваясь с их юношеской крикливостью, важный, серьезный, глубокий, непрерывно звучал от веселой зари до печального заката голос Бялика.

Первым из этого цикла было стихотворение "Как сухая трава", появившееся в 1897 году; за ним последовал ряд аналогичных произведений, в том числе "Глагол", "Вот она, кара небес", и, в особенности, "Сказание о погроме", — произведений, по праву заслуживших Бялику имя воспитателей своего поколения. Остановимся на них.

В стихотворении "Вот она, кара Небес" Бялик подходит вплотную к самой печальной, самой малодушной, самой жалкой стороне еврейского упадка: к ассимиляции. Рост поэта слишком велик для обыденной полемики против людей или партий: он трактует ассимиляцию с высоты, как судия, а не как противник, и охватывает всю глубину этого уродства с редкой остротой анализа, обличающей в авторе мыслителя почти вровень ростом с поэтом. Он не останавливается на таких видимых признаках болезни, как утрата национального языка или забвение национального прошлого. Он подходит прямо и непосредственно к самой душе ассимиляции, вскрывает и расчленяет без жалости эту маленькую, съежившуюся душу — и не находит там ничего, кроме самого глубокого, безграничного из унижений. Что особенно его поразило, это — искренность рабства, рвение и усердие не за страх, а за совесть, вносимое денационализированным евреем в свою барщину; это не просто порабощенный человек, несущий ярмо по принуждению, — это раб сознательный, раб с увлечением, охотно целующий руку. "Величайшей из казней божиих" называет Бялик эту извращенную черту, эту способность внутреннего приспособления к неправде, это умение "отрекаться от собственного сердца".

Служите камням чужбины с упоеньем, с жалкой любовью

     В раболепно-усердном поте;

Пожирающим ваше тело, в муках, истекая кровью,

     Вы впридачу душу даете.

Строите новый Рамсес попирающим вас фараонам,

     А кирпичи — ваши дети;

И не слышен вам хруст их костей, и не внемлете жалобным стонам,

     Зачарованы свистом плети.

Особенно эта последняя жертва, заклание младенцев на чужом алтаре, подымает бурю отчаяния и горечи в душе поэта, и решительно нечего прибавить к его безотрадному пророчеству, которое, в сущности, давно уже сбылось:

И если родится меж вас орленок с орлиным взором,

     Вы его прогоните сами;

И потом воспарит орел к красоте, и лучам, и просторам —

     Но не для вас, и не над вами...

...Так все лучшие ваши уйдут по чужой дороге

     И бездетным оставят жилище;

Оскудеет ваш шатер, и станет в вашем чертоге

     Безобразно, тоскливо и нище...

Это было написано в 1905 году. Кругом уже шумело разгулявшееся человеческое море, на первых порах такое чистое, прозрачное, ликующее, радостное, что и мысль еще никому не приходила о возможности скверного конца. Многие, неисчислимые из тех, к кому Бялик обращал свое горькое пророчество, гордо и смело держались тогда на самом гребне волны, и в каждом слове их звучала песня возрождения, и толпа верила, и они сами в себя верили. Говорят, поэтам дано иначе и глубже видеть, чем остальным людям; с Бяликом это оправдалось. Клики возрождения не обманули его. В самый разгар горячего времени в произведшем сенсацию стихотворении "Глагол" он писал:

Что-то свершилось над нами, но что — нам невнятно,

    Никому — никому...

Взошло ли нам солнце или погасло, умирая, —

Или погасло навсегда?

Правду хочет знать поэт; и он призывает пророка, "пророка Конца", чтобы пришел и грянул над нами своим Глаголом,  как  бы  ни  был  он горек — хоть горше самой смерти; ибо —