О берегах отчизны дальней... - [6]

Порядок, Разум, Развитие, отбросив все сомнения, выбирает «совершенный» Камаль Ваэд. (Духовное дитя Запада, хотя и сознающее драматический для него парадокс «тайны» своего продвижения по дороге знания: ведь оплаченное «покровителем» образование, полученное Ваэдом в Европе, по сути своей связано с тем же «мистическим» жестом воздаяния человеку из «боговой доли», т. е. от предписанного каждому мусульманину священного «отчисления» от своих доходов. И тайная помощь доктора Бершига — что звено той же цепи, что связывает «нищенствующих братьев», хотя и звено своеобразное, как бы потенциально подключающее и сам «прогресс» к великому делу освобождения и духовного обновления страны и народа…)

Хаким Маджар («мудрец», «близкий людям»), в прошлом соученик, а в настоящем — противник Камаля Ваэда, уповает на «пробуждение» тех, кто снова забыт Историей, хотя еще недавно был ее «опарой», ее дрожжами, ее основной силой. Надеется на пробуждение недр, в которых бродят «соки земли», ее подлинная суть, преданная забвению во имя обновления земного облика. Феллахи, забытые «богом цивилизации», новые «варвары» (так когда-то назвали завоеванных северо-африканцев римляне, посчитавшие «тарабарскими», «барбарскими» — отсюда и берберы! — или варварскими обычаи, язык и нравы завоеванных народов) и становятся главным объектом «нищенствующих братьев». Но принесут ли они ей, этой древней Берберии — Варварии, спасение и избавление от нищеты и отсталости? Обратив феллахов в свою «веру», установят ли «нищенствующие братья» на земле справедливость и счастье? Оросит ли та «вода», на поиски которой устремились «братья», иссохшую от вечной «жажды» Землю, обратится ли она в живительную влагу, дарующую новое Рождение, новую Жизнь?

Наделяя образ вождя «нищенствующих братьев» (а точнее, «воздающих народу богову долю») сакральным смыслом, феллахи в романе Диба сами превращаются в собирательный образ, с которым связана возможность Преображения Земли, забывшей своего главного Бога — человеческую добродетель…

Атмосфера ожидания пришествия «человека, который будет защищать эту Землю», разлитая в романе «Бог в стране варваров», разряжается в дилогии своеобразным апокалипсисом, в котором новый «бог», воцарившийся над страной, — Порядок — свершает свое возмездие, карая «нищенствующих братьев», снова заливая кровью пришедшие в движение Горы, «охотясь» за «смутьянами», за теми, кто не пошел «прямым» путем за новым «богом». Но Власть в лице Камаля Ваэда защищала не только завоевания Революции и идею прогресса, она спасала страну от движения вспять. И, с ее точки зрения, не феллахам, охраняющим изначальные ценности, предназначена роль в сотворении Нового. Таким образом, Ваэд защищает обездоленных как бы от самих себя, во имя их будущего. И не случайно, что именно Жан-Мари Эмар (француз, носитель западной «цивилизации»), сочувствующий Хакиму Маджару, не видит «противоположности» в целях Революции и «нищенствующих братьев»: «Они могли бы дополнить одна другую…» И не только потому, что путь, «проложенный предками», по которому ведет за собой феллахов Хаким Маджар, — путь, изначально проложенный именно на этой земле, а значит, и «слитый» с ней, но и потому, что идущие и по этому пути, и по пути Цивилизации, прокладываемому Камалем Ваэдом, преследуют одну и ту же великую цель: «утоление жажды»…

Но, по-разному понимая эту жажду, люди не идут навстречу друг другу и даже не расходятся в разные стороны, но превращают предназначенный им общий Путь в загон, где Властелин-охотник преследует свою добычу…

В романном времени Повелителем Охоты становится Камаль Ваэд, а Хаким Маджар по образу и подобию Спасителя, претерпевая земные муки и страсти, разделяет участь гонимых и преследуемых. И наступает великая Ночь Солнца, и туча пыли закрывает Око надежды. Однако сама смерть Хакима окутана тайной. Возможно, что он и не похоронен, но «скрывается где-то». Для Тиджани и его «братьев» это означало, что он еще «вернется». Что отныне он «словно растворен» в окружающем…

Таким образом свершается как бы и время «запредельное», в котором и происходит преображение Хакима из добычи в Охотника. Все больше удаляясь от событийности в царство озарений, предчувствований, все больше становясь внеличностным («Безымянный говорит»), даже превращаясь в голос потусторонний (Хакима), повествование все больше «стягивается» к единой точке, собирая в нее, как в каплю, все предшествующее разнообразие голосов. И становится очевидным смысл «исчезновения» Хакима как искупительной жертвы, принесенной человеком самой Земле, «где так еще много зла», во имя очищения ее; и смысл все разгорающегося зноя, который также сродни очистительной силе огня. Недаром возникает в конце дилогии и образ полога, раскинувшегося над землей: конечно же, он призван не только скрыть, рассеять повсюду, сделать невидимыми тех, кого ищут и кто воздает народу «богову долю», но и спасти сами человеческие души… Вот именно в этой точке — торжества преображенного Хакима — «мистическое время» и начинает раскручиваться в реальное, наполняться не божественным, но гуманистическим, земным смыслом. Потому что само понимание высшей Цели, Новой Веры у Диба очевидно сопряжено с ее прежде всего земным истоком — Человеком. Во имя этого Человека — Спасителя земли, Человека — Будителя народа, Человека — Защитника людей, Человека — Властелина мира и совершают свое подвижничество люди Хакима. Не случайно в своем пророчестве Лабан, предвидя торжество в мире «свободных людей», сказал: «Я в пути, я пляшу». И не случайно в последних словах Хакима — тоже желание «отпраздновать торжество». Так, подспудно прозвучав, своеобразно трансформированной вернулась на круги своя тема «Пляски» — но не Властелина Смерти, а Жизни, Человека — Повелителя Свободного царства свободных людей…