Ньювейв - [99]

Но это было потом, когда уже началась настоящая кавказская война. Помню, в перестроечные годы были многолюдные митинги, а так как политика меня всегда интересовала, я в них принимал участие. И вот, когда началась очередная фаза русско-чеченской войны, меня это достало так, что я пришел на Пушкинскую, на антивоенную демонстрацию. До этого в восьмидесятые мы с друзьями– художниками ходили несколько раз на Манежку выступать против коммунистов, вместе с пятидесятитысячными толпами. А тут пришел, смотрю: стоит совсем небольшая группа людей во главе с Егором Гайдаром. Постояли мы с антивоенными плакатами, прихожу домой, включаю телевизор – а там Ельцин объявляет, что война окончена. Я тогда сказал жене, в шутку: вот как надо ходить на демонстрации, какой эффект!

М. Б. Тогда уж, если зашел разговор о политике, скажем, что многие музыканты приняли участие в предвыборной компании уже сильно сдавшего Ельцина.

А. Л. Да, это было при мне. Сейчас многие стесняются об этом вспоминать, но дело было так: в клубе «Вудсток», у Даниловского рынка (мы с Гребенщиковым туда были приглашены) сидели Стас Намин, режиссер Соловьев, возможно, Гройсман, какое-то количество музыкантов – и вот после одного заздравного тоста речь пошла как раз об этих выборах. Ельцин, как и Горбачев, политик нового времени, сразу же понял пользу от общения с музыкальными кругами и интеллигенцией. Мы тогда поспорили, стоит ли помогать власти или нет: Ельцин был еще дееспособен, но проблемы со здоровьем уже были. Мне эта история сразу не понравилась. В итоге некоторые из тех, кто согласился, повели себя непоследовательно. Смешная история случилась с Гариком Сукачевым: самолет приземлился где-то в Сибири вместе с целой ордой музыкантов. Так вот Гарик, в явно приподнятом после перелета настроении, на вопросы набежавших журналистов, кого он прилетел поддерживать, сказал «я всегда был горбачевец». После чего его сняли с тура и отправили домой. Возможно, кто-то и заработал на этом, но тот же Гребенщиков всегда мотивировал своё участие в компании «Голосуй или проиграешь» тем, что не мог отказать своим друзьям, хорошим людям. А, к примеру, Макаревич всегда имел свою гражданскую позицию и, возможно, не всегда к месту с этой позицией всюду лез, искренне считая, что коммунисты никак не должны победить. В целом, я с ним согласен, наблюдая нынешнюю ситуацию. Скорее всего, такой же, как сегодня, антидемократический реванш состоялся бы уже тогда в 1996-м, приди к власти Зюганов со-товарищи. Ельцин же станцевал на сцене, победил и вскоре отошел от дел. А фоном к этой пошлости стал формат «русского рока».

В столице все каким-то образом цвело – при поддержке радио – сначала SNC, «Европа плюс», позже «Максимум». Начались крупные музыкальные фестивали, те же «Максидром» и «Крылья» с «Нашествием», но сказать, что они выдвинули на мировую сцену каких-то серьезных звезд, увы, нельзя. Скорее, открыли столицам группы, которые ранее незаметно существовали в провинции. Эти группы вписались в новый мир масс-медиа, и с появлением интернета стали относительно популярны. С другой стороны, с большими перерывами, скромненько, как дворняга из конуры, подавали свой голос артисты, сформировавшиеся в годы Советской власти.

Закономерно, что при отсутствии серьёзных амбиций эстрадный Олимп, вслед за Кремлём, оккупировала серость. Наступила эра совсем уже убогой кабацкой музыки, которая по классу и содержательности текстов куда ниже американского «гангста-рэпа» и хип-хопа. Там-то движение подобного рода было связано с новыми технологиями в индустриальной музыки и ритмы drum'n'base стали частью звукового фона повседневной жизни. Почему произошло именно так у нас? Боюсь, мы простого ответа не найдем. Объяснений может быть множество, но, по-моему, все-таки западная рок-музыка в СССР и в современной России – явление чуждое, и лишь критически ничтожное меньшинство населения было ей всегда по-настоящему преданно. Что стиляги пятидесятых, что битники и хиппи семидесятых, что рокеры и панки восьмидесятых и девяностых, их не больше, чем противников оккупации Крыма.

Упёртость в ритмы и ценности западного общества этой кучки людей даже не имеет смысла сравнивать со вкусами и менталитетом двухсот пятидесяти миллионов населения Советского Союза. Но это было столь мощным явлением, когда несколько сотен одарённых и целеустремлённых людей вложили в музыку все свои силы и талант, и сумели, пусть ненадолго, навязать стране свои вкусы и продержаться какое-то время. Это, увы, была только прививка, но она не стала плотью и кровью нации, как это произошло в Соединённых Штатах и Великобритании. В шестидесятых и семидесятых «экзистенциальное бешенство рок-н-ролла» у нас сумело адаптироваться; в восьмидесятых, когда это явление совпало с желанием верхов каких-то перемен, выстрелило… А потом с начала девяностых, как после взрыва, долгое время оседало пеплом. И на пожарище нет-нет, да и сверкнёт яркая искорка, появляются из ниоткуда личности – тот же Вася Обломов. Тянет свою скорбную лямку Миша Борзыкин, но их – было и есть – единицы.