Ньювейв - [43]

Брейкеры

Мила Максимова

Фото 8. Брейкеры в кафе «У фонтана», оно же «Молоко», 1985

М. М. Да… Было все это в восьмидесятые, когда официальная власть пыталась организовывать молодежный досуг. Оснащали залы светом, звуком и проводили дискотеки…

Были такие фишки; во многом субкультура строилась на танце, который, как известно, сам по себе не мог сделать никакой революции. Даже Исидора Дункан, как бы ни старалась поучаствовать в революционном движении, разжечь революционные настроения в Америке не смогла. Но в любом субкультурном танце присутствует момент борьбы с пуританством. Христианская ортодоксальная мораль часто интерпретируется с перегибами и тенденция «не оскорблять глаз» переносится на поведение, особенно женщин. Начиная с простейших объятий и заканчивая такими «языческими» проявлениями, как брейк. Поэтому элемент эпатажа у нас обычно присутствовал – что систему не рушило, но все же расшатывало.

М. Б. Официальное мнение по поводу первых брейкерских проявлений в начале 80-х было скептическое. «Дискотечная» молодежь пыталась самовыразится в советских условиях различными способами, но суперзадач про изменению ситуации вокруг себя никто не ставил. Просто скука и бесперспективность, а также отсутствие моды в общепринятом понимании компенсировалась за счет где-то как-то полученной информации о достижениях современной масскультуры. Конец семидесятых был во многом связан с персоной Майкла Джексона, который поднял афроамериканскую культуру до уровня мирового признания. Культура видеоклипов уже тогда была на высоте, и советским подросткам стали известны такие произведения, как «Билли Джин» и «Триллер», где были зафиксированы элементы брейка. С этого момента и началось проникновение новых тенденций на танцевальные площадки.

М. М. Я впервые увидела все это уже в сознательном возрасте, когда увлекалась пантомимой в студенческом театре МГУ. (Потом это преобразовалось в театр «Бедный Йорик», где была памятная программа «Брейк на сцене». Там проводились настоящие батлы…) Нас как-то в 84-ом году стали приглашать с концертами в «Олимпийскую деревню», где было кафе «У Фонтана», которое вошло в историю неформальной молодежи как «Молоко». Благодаря директору сего заведения Ефиму Романовичу, все модные веяния тут же реализовывались на площадке кафе, за что ему огромное спасибо.

«Молоко» было местом для действительно модного времяпровождения, где собирался широкий спектр молодежи: от утюгов-фарцовщиков до эстрадных исполнителей. Макаревич сидел там время от времени. Сергей Пенкин, Володя Пресняков давали там одни из первых своих концертов. Даже один из новогодних огоньков там снимали. Место было модным, и там мы впервые увидели выступление группы «Вектор» Володи Рацкевича. То выступление произвело неизгладимое впечатление. Мысли «я тоже так хочу» были не только у меня. С этого дня наши студийцы стали ломать свои тела под брейк.

Тут есть такой нюанс: брейку невозможно научится без зеркала, потому как надо видеть и корректировать свои движения. Кроме того, для акробатики требуется место. Квартиры не годились. Все условия были в Домах Культуры, которые тогда пустовали. И вдруг стали востребованными. Конечно же, если бы к тому времени советская промышленность не осчастливила граждан видеомагнитофонами, вряд ли кто-либо чему научился, по крайней мере, в тех масштабах, которые происходили.

М. Б. То есть можно отметить, что наличие видеомагнитофонов, бывших далеко не у всех (а я могу припомнить, что к началу 80-х большинство видеопроигрывателей было пронумеровано), способствовало проникновению буржуазной культурки.

М. М. Вне всякого сомнения. Наш руководитель театра Саша Пепеляев доставал бесценные кассеты с Майклом Джексоном и «Рок Стеди Крю». Их давали на ночь или на три часа. И везли другим жаждущим, у которых и начался процесс калькирования движений. При этом все, кто занимался ранее балетом или народным танцем, попадали в проигрышное положение. Потому как «окультуренное» тело переучивать сложнее. Вначале на дискотеках ставили по одной песне, под которую исполняли «трясучку». Потом выползали люди, которым освобождали площадки, так как летали руки-ноги, и исполнялось одно-два заученных движения. Особенно смешно было, когда люди пытались корячиться, изображая атлетические элементы на полу. Уже тогда начались разделения и спецификации: нижний и верхний брейк. Спортсмены, занимавшиеся акробатикой и гимнастикой, выбирали атлетический стиль, самым сложным движением которого был «геликоптер», а все остальные осваивали «волны» и «роботов». Причем тех, кто вертел «геликоптер», было видно издалека по стесанным локтям/коленям и заклеенным пластырем подбородкам. Оргалита, смягчающего скольжение, тогда еще не использовали. Одежда тоже была стертая. Этих людей знали пофамильно, их было всего человек пять на всю Москву.

Уважение к ним было колоссальное. Прямо как к Юрию Гагарину.

Один из первых, освоивших «геликоптер», был Андрей Колыхалов из «Вектора». Это был тяжкий труд. В то время, как верхний брейк требовал таланта. «Роботы» и «электрики» танцевали в белых перчатках и темных очках. Надо признать, что танцоров, которые смогли из видеоинформации сделать «русский народный» брейк, было не много. Конечно, все знали об афроамериканских корнях, гетто, Бронксе и все такое, но здесь танцевальная культура все-таки имела местные черты. Вслед за отдельными выступлениями, пошли музыкальные блоки, исполнителей уже знали в лицо. И ждали.