Нюрнбергский дневник - [42]

Немногие информированные преступники утверждают, что умертвление узников лагеря Дахау осуществлялось только с санкции свыше, и крайне возмущены тем, что теперь союзники пытаются переложить вину на них. И когда заключенных морили голодом — это также было санкционировано на правительственном уровне. Вот некоторые типичные объяснения:

Йозеф Зойс, представитель управленческого аппарата: «Да, я видел трупы мужчин, погибших во время транспортировки сюда в 1942 году… Что я мог сделать? Дело солдата — выполнять приказ… Мы не знали, что Гиммлер был таким негодяем — это ж надо — сам смылся, а мы теперь за него отвечай!» (всхлипывания, слезы жалости к себе).

Вальтер Лангсляйст, командир батальона, узкогубос, неприятное лицо, преувеличенно вежлив, отчаянно пытается несмотря на лохмотья и успевшую отрасти бороду корчить из себя офицера:

— Что я мог сделать? Я — фигура малозначительная. И ко всему этому почти не имевшая отношения. Все делалось но приказу свыше… Я очень разочарован таким приговором (уходя, приглядывается к окурку сигареты на полу, но не поднимает его).

Антон Эндрес, бывший надсмотрщик — психопат-садист, отталкивающее, костистое лицо, бесчувственный холодный взгляд:

— Приказы отдавал Гиммлер, а тех, кто не подчинялся, ставили к стенке. Теперь эти шишки в Нюрнберге и знать ничего не желают. Утверждают, что, мол, не отдавали таких приказов. Кто из нашей мелкоты отважиться сделать хоть что-то без приказа? Они говорят, дескать, все делалось без их ведома. Если эти шишки улизнут от ответственности, это будет самое настоящее свинство.

Франк Тренкле, бывший охранник и исполнитель казней. Поведение: попытки вызвать сочувствие, покорность, беспомощность, сердитая гримаса на лице:

— Я занимался только расстрелами по приказу гауляйтера Гислера. Я не имел возможности помешать творимым безобразиям. Я мог только исполнять приказы, иначе и меня бы расстреляли. Фюрер и рейхсфюрер СС — они всю эту кашу заварили, а теперь — где они? Глюке получал распоряжения от Кальтенбруннера, потом приказы на проведение расстрелов стал получать я. Они готовы все на меня свалить, и теперь говорят, что это я — убийца, когда я был несчастным гауптшарфюрером, последним из цепочки, и нет никого, кто стоял бы ниже меня, чтобы я мог свалить на него вину… На одно лишь надеюсь, что никому из этих бандитов в Нюрнберге не удастся облапошить судей! Это было чудовищной несправедливостью. Они и только они отдавали приказы и все прекрасно знали. Они могли помешать этому. Жаль вот только, что я не в Нюрнберге — я бы им кое-что сказал (пыхгя, подбирает окурок в тот момент, когда его уводит охранник).

Да, изложенный Розенбергом принцип фюрерства понимается здесь явно превратно!

Завершение предъявления англо-американского обвинения

3 января 1946 года. Шпеер против Геринга

Утреннее заседание.

Полковник Эймен вызвал к свидетельской стойке бывшего высокопоставленного сотрудника аппарата СД Олендорфа. Олендорф рассказал о том, как получал и исполнял приказы на проведение массовых убийств и как возглавил проводимую силами эйнзатцгрупп акцию по умерщвлению 90 тысяч евреев. Он описал леденящие душу подробности массовых расстрелов евреев-мужчин и отравление газом женщин-евреек во время транспортировки их в так называемых газвагенах (от нем. der Gaswagen — автофургон, специально оборудованный для отравления выхлопными газами двигателя перевозимых в нем жертв. — Примеч. перев.). Все приказы поступали от Гиммлера, получавшего соответствующие указания от Гитлера, в связи с чем Олендорф, по его словам, вынужден был повиноваться.

Выступление немецкого сотрудника, достоверность показаний которого сомнений вызывать не могла и которые окончательно подтвердили факт и преступный характер массовых казней, непосредственным участником которых он был, весьма удручающе подействовало на обвиняемых.

Обеденный перерыв. Сразу же после заседания Геринг попытался свести на нет правдивость показаний Олендорфа.

— Ага, еще один, запродавший душу врагу! И что же эта свинья рассчитывает вымолить таким образом? Все равно ему висеть!

Функ выразил вялый протест, пытаясь вступиться за Олендорфа, он считал его одним из самых достойных и добросовестных работников своего министерства; но мнению Функа, нет никаких оснований сомневаться в том, что этот человек решил честно во всем признаться ради достижения истины. И кое-кто из остальных обвиняемых также считал, что достоверность показаний Олендорфа вряд ли можно оспаривать. Франк даже высказал уважение к тому, кто готов подписать свой смертный приговор ради установления правды. Позже Функ обратился ко мне:

— Я не считаю, что после всего этого его можно считать плохим немцем; моя позиция вам известна.

В столовой Фриче был подавлен настолько, что у него пропал аппетит. Фрик же заметил, что, дескать, в такую солнечную зимнюю погоду неплохо было бы прокатиться на лыжах. Отложив вилку в сторону, Фриче бросил мне полный отчаяния взгляд, после чего выразительно посмотрел на Фрика.

Когда обвиняемые направлялись в зал на послеобеденное заседание, побелевший от ярости Фриче саркастически бросил мне: