Нюрнбергский дневник - [22]

— Ну, я точно этого знать не могу — это лишь предположение, в конце концов, это было бы вполне логично.

Чуть погодя я напомнил ему о том, что говорил ему перед заседанием (о том, что его, возможно, освободят отдачи показаний).

— Да, после этого я подумал, что пришло время кончать с этими забавами (все предыдущее поведение Гесса есть его истерическая реакция на потерю своего «эго». Чтобы как-то справиться с негативными эмоциями от осознания, что фюрер отказался от него, как от душевнобольного, Гесс сбегает в беспамятство, однако как только речь зашла о том, чтобы сохранить лицо в окружении своих бывших коллег и единомышленников, он решает поставить точку на спектакле с амнезией).

Я спросил Гесса, что он думает по поводу разрушения немецких городов. Мне показалось, он не совсем в курсе событий, но реакция его была типично рассудочной и свидетельствовала о том, что он пытается извлечь из этих событий нечто позитивное.

— Знаете, эти старые постройки — что о них жалеть, их все равно собирались сносить, иначе они бы скоро и сами рухнули.

Камера Фриче. Фриче заявил, что несколько отошел от шока, в который поверг его увиденный фильм. В пятницу и субботу он был слишком потрясен, чтобы задумываться о вопросах своей защиты. По его собственному признанию, это были дни, когда он впервые в жизни не мог молиться. Он по-прежнему выглядел удрученным, а когда мы затронули тему фильма, сокрушенно покачал головой:

— Это превзошло мои наихудшие опасения.

Но к тестам на IQ Фриче интереса не утратил. Я сообщил ему, кто занял первые 6 или 8 мест в списке, и объяснил график роста и уменьшения коэффициента интеллекта. Мы говорили и об отпоре «фронту Геринга». Он утверждал, что даже Риббентроп уже не столь решительно поддерживает Геринга, как последнему кажется. Ширах пока что не занял четкой позиции, но Фриче не сомневался, что продемонстрированный им фильм способен привести в чувства даже самых отъявленных циников.

— Хотелось бы знать, каков будет следующий шаг Геринга — что теперь вообще можно сказать в свое оправдание? — размышлял Фриче.

— Фильм явно подпортил ему имидж для выступления в тот день, — ответил я. Но он объявил, что по-прежнему поддерживает фюрера; по-видимому, до сих пор продолжает играть свою роль мученика и насмешника. На эти слова Фриче лишь покачал головой.

Камера Кейтеля. Кейтель явно страдал от сокрушительного удара по своему авторитету после показаний Лахузена. Выглядел он весьма растерянным.

— Не знаю даже, что и сказать, — было его первой фразой, не успел я даже начать разговор на эту тему.

— Понятно, что это дело с Жиро рано или поздно должно было выплыть. Но что я могу но этому поводу сказать? Я понимаю, что офицер и джентльмен, как вы, может подумать обо мне. Это затрагивает мою честь офицера. Мне все равно, обвинят меня или нет в развязывании войны — я исполнял свой долг, повинуясь приказам. Но эти истории с убийствами — сам не понимаю, как я оказался в них втянут…

(Не отрицая оба деяния, Кейтель куда больше пекся о том, какую роль сыграл в злодейском убийстве двух представителей «почетной касты военных», нежели о своей роли в подготовке к развязыванию войны.)

Камера Франка. Франк выглядел задумчивым, но обрадовался моему приходу. Упомянул и о своем недавнем «видении», описание которого он подсунул мне в зале заседаний.

— Знаете, что было потом? — спросил он меня в каком-то мистическом экстазе. — Все слишком ужасно, чтобы описать. Дело в том, что в видении присутствовал и Гитлер. Стоя посреди зала, он грозно вопрошал: «Вы поклялись мне в вечной верности — идемте!» Разве не фантастика?

Франк столь с такой убежденностью описывал свои видения, что я был готов поверить, что он страдает галлюцинациями.

— То есть вы хотите сказать, что думали об этом в зале заседаний? — допытывался я.

— Да — и там мне и представилась эта картина, она была настолько реальной, что я решил записать свои впечатления. Подумал, что вас она заинтересует в психологическом смысле. (Тип его реакции рассеял все мои сомнения в его адекватности.)

Далее мы заговорили о том, как обвиняемые воспринимали весь этот процесс.

— Знаете, — заявил Франк, — вы просто не в курсе, что здесь происходит. Один пример. Взять хотя бы Геринга. На одной из наших последних прогулок в тюремном дворе он вдруг останавливается и, в упор глядя на меня, дожидается, что я обойду его и займу свое место слева от него, поскольку он старше меня по званию. Можете себе такое представить — здесь, в этой тюрьме? Да он для меня — пустое место.

Камера Шпеера. Шпеер был холоден и собран. Он уже свыкся с мыслью о смертной казни за все коллективные прегрешения. И, казалось, это его мало трогало, он скорее питал отвращение ко всем попыткам высокопоставленных военных во что бы то ни стало уберечь свои головы, что лишь укрепляло его уверенность в их ответственности за происшедшее.

6 декабря. Миролюбивые усилия западных держав

Утреннее заседание.

М-р Гриффит-Джоунс, член британской делегации, первым заговорил с трибуны о том, как Гитлер и Риббентроп, рассуждая о мире, втайне готовились к войне. М-р Гриффит-Джоунс зачитал послание Англии и Франции, в последние часы мира 1939 года направленное Гитлеру, в котором правительства вышеупомянутых стран пытались предостеречь Гитлера от вторжения в Польшу.