Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1) - [16]

Правда, мы впервые встретились с молодым Ньюкомом в школе, где вместе учились, но тогдашнее наше знакомство было случайным и мимолетным. Клайву посчастливилось быть на шесть лет моложе своего биографа, а подобная разница в годах исключает дружбу между воспитанниками пансиона: какой-нибудь прапорщик не больше может притязать на близость с начальником генерального штаба или адвокат-новичок с лордом Главным Судьей, чем приготовишка, впервые надевший длинные брючки, на дружбу облаченного во фрак старшеклассника. Поскольку мы были немного знакомы семьями — "знались еще дома", как говорили у Серых Монахов, — то дядюшка Ньюкома со стороны матери, преподобный Чарльз Ханимен (талантливый проповедник и настоятель часовни леди Уиттлси, что на Денмарк-стрит в Мэйфэре), доставивший мальчика в школу вскоре после рождественских каникул 182… года, поручил его моим заботам и покровительству, произнеся по сему поводу изящную и весьма лестную для меня речь. Мой дядя, майор Пенденнис, имел одно время постоянное место в часовне этого красноречивого и популярного проповедника и отзывался о нем, как и весь почти свет, с неизменным восхищением, каковое я вполне разделял в юности, хотя с возрастом научился более здравому суждению и слегка поостыл.

Мистер Ханимен с весьма важным видом сообщил мне, что отец его маленького племянника, доблестный и прославленный полковник Томас Ньюком, кавалер ордена Бани, служит в частях Бенгальской армии знаменитой Ост-Индской компании, а дядья (сводные братья полковника) — Хобсон Ньюком, эсквайр, проживающий на Брайенстоун-сквер, а также в Марблхеде, графство Сассекс, и сэр Брайен Ньюком из Ньюкома и с Парк-Лейн, — известные банкиры, владельцы фирмы "Братья Хобсон и Ньюком". "Назвать их имена, — продолжал мистер Ханимен с тем непринужденным красноречием, которым расцвечивал даже самые обыденные явления, — значит упомянуть двух князей торговли богатейшего в мире города и одного, если не двух, первейших аристократов, окружающих трон просвещеннейшего и утонченнейшего монарха Европы". Я пообещал мистеру Ханимену сделать для мальчика все возможное, и он стал тут же при мне прощаться со своим маленьким племянником, произнося по этому случаю не менее красноречивую тираду, после чего вытащил из кармана длинный зеленый кошелек весьма тощего вида, достал оттуда два шиллинга и шесть пенсов и протянул их мальчику, в чьих голубых глазах блеснул при этом какой-то странный огонек.

По окончании школьного дня я встретил своего маленького протеже близ кондитерской, где он лакомился пирожками с малиновым вареньем.

— Этак вы истратите на пирожные и имбирный лимонад все деньги, подаренные вам дядюшкой, сэр, — сказал я (очевидно, уже в те далекие годы у меня были задатки сатирика).

— Пустяки, сэр, у меня их тьма-тьмущая, — ответил постреленок, утерев со рта остатки малинового варенья.

— А сколько? — спросил Великий Инквизитор; ибо такова была форма допроса, которому подвергался в школе всякий новичок: "Как тебя звать? Кто твой отец? Сколько у тебя денег?"

Малыш вытащил из кармана такую большую пригоршню соверенов, что любой верзила старшеклассник позавидовал бы ему.

— Дядя Хобсон дал мне два фунта, — считал он. — Тетя Хобсон дала фунт, нет, полтора. Дядя Ньюком дал три фунта, а тетя Анна фунт пять шиллингов. Еще тетя Ханимен прислала мне в письме десять шиллингов. Этель тоже хотела подарить мне фунт, только я, знаете ли, не взял. Этель ведь моложе меня, а у меня и без того куча денег.

— А кто такая Этель? — спросил старший, улыбаясь его простодушной откровенности.

— Моя кузина, — отвечал маленький Ньюком, — дочка тети Анны. У них есть Этель и Элис, а маленькую тетя хотела назвать Боадицеей, только дядя не позволил. И еще у них есть мальчики — Барнс, Эгберт и крошка Элфред, но его можно не считать, он, знаете, совсем крохотный. Мы с Эгбертом учились вместе у Тимпани, а теперь он пойдет в Итон — со следующего семестра. Он старше меня, но я сильнее.

— А сколько лет этому Эгберту? — смеясь, спросил его новый покровитель.

— Эгберту десять, мне — девять, а Этель семь, — отвечал круглолицый герой, засовывая руки в карманы штанишек и позвякивая там своими соверенами.

Я предложил ему быть его банкиром, и он, взяв себе один золотой, тут же вручил мне все остальные, однако в последующие дни так щедро черпал из своих запасов, что вскоре они растаяли как дым. В то время расписание уроков у старших и младших было разное; маленькие кончали свои занятия на целых полчаса раньше учеников пятых и шестых классов, и я привык видеть дожидавшегося меня белокурого мальчика в синей курточке, с честным, открытым лицом и ясными голубыми глазами, который, как я знал, пришел за своими деньгами. Вскоре один его глаз, такой голубой и красивый, совсем закрылся, и на его месте появился огромный синяк. Как выяснилось, он дрался на кулачках с одним верзилой из своего класса и положил его на обе лопатки. "Ничего, я ему всыпал!" — говорил он с достоинством победителя; когда же я стал выпытывать у него, из-за чего произошла ссора, он с возмущением объявил, что Уолф-младший, его противник, обижал маленького и он (силач Ньюком) не мог этого стерпеть.