Нью-Йоркский марафон. Записки не по уму - [2]

Шрифт
Интервал


В России живу на первом, без вида на небо. Тут я баловень судьбы, у меня есть балкон с выходом на него.


Задолго до России, во времена СССР, в один из дней июня я одаривал цветами российского флага женщин: прошлой – незабудки, настоящей – ландыши, будущей – землянику.


Между двух спин – поцелуй.


Жизнь была задумана музыкой без слов. Так бы оно и было, если бы человек не вмешался. Он к каждой ноте, к паузе каждой понавесил ярлыки слов. Песни случаются, но редко. Чаще человек музыку жизни сводит на нет.


Мой кумир проморгал революцию из-за влюбленности. Нет, я не ровня, равняюсь. Проморгал страну по этой же причине.


Если бы не было детей, люди бы оглохли от гула слез.


А капли в струях узнают друг друга?


– Часы на правой руке портят время.

– А на левой?

– На левой ему легче.


– Кто муж слова?

– Соломон.


Если начинаешь раздражать окружающих, значит где-то рядом счастье бродит.

7-й километр


Соседние страны от нас отвернулись. Нельзя, это Земля!


С демографией при нашей географии не ахти.


В последнюю перепись дельфинов с котиками вынудили принять гражданство.

– А был ли Соломон?

– Он есть!


Страна у нас молодая, играет и играет в войну с собственным народом и никак наиграться не может.



Эх, если бы Сахалин на Крым махнуть. Курилы бы от улыбки до экватора растянулись.


Мощность бумагопотока сравнима с гидроресурсами страны. А его всепогодность восхищает до зависти вприсядку.


Памятники убирать нельзя! Пока стоят, место занято. Как только снесут, другие явятся, и похлеще.


Меня не волнует, что первично: материя или сознание. Покоя не дает другое. От кого пошла форма усов над губой: от Гитлера или от Чаплина?


Человек – черта. Переступишь, пиши пропало.


Если бы Земля по форме была схожа с телом, на ее локтях бы высилась Россия.


У человека два сердца: одно нижнее, другое важное.


– Ты что так разглядываешь?

– Жизнь.

– Ну, и как?

– Она тут другого рода.


Говорят, грядет проверка прописки на Земле. Тех, у кого ее нет, отправят на историческую родину.


– А у времени есть господин?

– У всего есть господин.

– А кто он, господин времени?

8-й километр

В день выборов упраздняют деньги в общественном транспорте и в туалетах.


Посуда, на любой полке посуда. У людей не так. Чуть повыше поставил, и Земля на одного человека худеет.


Второй век народ бежит, а жилья всё одно не хватает. Интересно, когда других насытим собой, куда они побегут?

– А человек чем пахнет?

– Светом.


Чай в пакетах победил чифир. Давайте наладим выпуск водки в одноразовых пакетиках. Тарная экономия – раз, карман не тянет – два, про три молчу.


Наша экономика основана на переименованиях городов, улиц, людей, взглядов…


Самое страшное биологическое оружие – власть.


Если на один из необитаемых островов свезти политиков, а на другой уголовников, на каком ангел родится?


Секунды прошлого простят нынешних?


Политика Запада двухцветна – это убожество. России – одноцветна, а это позорище.


Россия – посредник между Западом и Востоком. Посредственность – ее удел?


Птиц по осени на Юг тянет, меня – на Запад. Шаги в ту сторону продлевают осень.


Всем когда-то доктор поставил диагноз «жить!». Доктора нет, а диагноз? Где диагноз?


Русский царь всё пировал, народ бедствовал, до края докатился. А царю всё нипочем, нагрузил людей непомерным. Море черное выпить, расстояние от земли до неба определить да отгадать, о чем царской голове думается. Закручинился народ русский, в смурь впал. Решил из последней пряжи веревку вить, зыркнул на небо из остатних сил, а там облако Конфуция ухмыляется.

– Эй, русский, давай вместо тебя к царю схожу.

– Сделай милость, мне его в тягость видеть.

Переоделось облако в смурь русскую и к царю отправилось.

– Ну что, народ, готов море черное выпить?

– Готов, царь-батюшка.

– Ладно, а каково расстояние от земли до неба?

– Возьми пряжу и измерь, ровнехонько будет.

Дивится царь уму-разуму народному да на последний вопрос надеется.

– Ну, а скажи, о чем я думаю?

– Ты думаешь, перед тобой твой народ стоит, и ошибаешься. Конфуций я, ты понял, Кон-фу-ций!



|

9-й километр

Годам угодны гении.


И человек, и истина – дети. Они то в прятки, то в жмурки играют.


– Причина первой русской революции?

– Чехов умер.

– Второй?

– Толстой ушел тайком из страны.

– А третья будет?

– На нее народа не хватит.


– С чего народ начинается?

– Со спины.

_?

– У евреев она стена плача, немцы свою сломали.

– А у нас как со спиной?

– У нас она кремлевская.


Нельзя систему выборов власти спускать сразу на людей. Нужно ее на собаках опробовать. Если не рехнутся четвероногие, то и двуногие умом не тронутся.


У космонавтов дублеры есть. Почему их нет у губернаторов, у мэров? Сколько бы людей кучеряво зажило.


Интересно, в горбачевский период шампанское о борт разбивали? Неужели корабли в плаванье насухую шли?


Депутат с икрой – бутерброд.


У меня знакомый гримирует голубей под попугаев.

Его как-то спросили:

– Почему ни один из ваших не заговорил?

– Они слишком умны для этого.


Проснулся русский правитель, затревожился и спросил у зеркала:

– Какова цена моя?

Думало, думало зеркало и поморщилось:

– Христа продали за тридцать сребреников, ты не дороже.


Разум разрушает. Разоружение – отказ от разума.


Вывод? Выход в никуда.


Еще от автора Александр Евгеньевич Попов
Взрослые сказки

Сказка – не жанр, сказка – состояние души.Сказка-Гримм, сказка-Гауф, сказка-Андерсен…Сказка-Попов – из этого ряда? Конечно, нет. Здесь, скорее, сказка-Довлатов, сказка-Шукшин, а еще – сказка-Сэй-Сёнагон, сказка-Олеша…Здесь не сказка, но сказывание, сказывание как вопрошание, как изумление и как отчаяние. Сказка как заметы на полях жизни, извечно горестной, горькой, волшебной…Взрослые эти «сказки» – потому что для выживания, для сохранения своей души во взрослом, убийственном мире созданы. А сказки – потому что отчаяние их – не смертный грех, но тропинка к Свету.


Проза Дождя

Очередная книга Александра Попова, «Проза дождя», необычна как по содержанию, так и по оформлению. По содержанию – потому что автор ее как бы двоится. Иногда это человек, иногда – дождь, иногда – сумрак ночной, в котором сияют звезды…"Есть ли у книги автор? А зачем? Если читатель с глазами, если они голы и голодны, свидетель – помеха.Авторов – тридцать три. На какой букве остановишься, та и автор.Есть ли цена книге? А зачем? Цену пишут на том, что портится.Книгу можно отодвинуть, и она станет другой. Смена мест разнообразит.


Восьмая нота

В книгу избранной прозы Александра Попова вошли как недавно написанные, так и уже публиковавшиеся прежде рассказы и миниатюры.


На высоте поцелуя

Однажды пообещал поэтам подарить книгу стихов без слов. Они возмутились, возразили – быть такого не может. Но в поэзии всё возможно, она старше письменности. Когда поэты получили на руки строки, состоящие из сколов уральских камней, они смирились.Я ищу поэзию во всем, она соизмерима с миром. Написал «Цифростишия», где вместо букв – цифры, где вместо слов – натуральные числа. Потом вышли «Хулиганские дроби», дробь – это тоже поэзия, танец числителя со знаменателем.Теперь перед вами новая книга стихов: ведь губы, соединенные в поцелуе, это четверостишия.


Дневник директора школы

Дневник Александра Евгеньевича Попова, директора одного из лучших в России физ-мат. лицеев, челябинского 31-го, чтение уникальное. Перед нами – размышления и раздумья человека, который заведомо больше Системы, но судьбой и своим выбором обречен в ней работать. Сейчас, когда Попова преследуют уже «на государственном уровне» (в апреле 2013 на него завели уголовное дело, пытаясь уличить в «пособничестве в получении взятки»), переиздание этого дневника особенно актуально. В нем – весь Попов, и человек, и учитель, и писатель.


Соседи по свету. Дерево, полное птиц

Это издание, по существу, содержит под своей обложкой две книги. Их авторы, Александр Попов и Любовь Симонова, незнакомы друг с другом. Однако, по мнению редактора-составителя, их творчество родственно в чем-то корневом и главном.С одной стороны, каждому из них удалось редчайшее для нашего времени подделок и имитаций – нащупать свою, уникальную тропу движения к сути, к истокам вещей. С другой, основа их творчества – самозабвенное доверие миру, открытость его энергиям. Диалог со вселенной, ведомый в детстве любому, перерастает здесь границы художественного приема, творческого метода.


Рекомендуем почитать
Мужская поваренная книга

Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.


Записки бродячего врача

Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.


Фонарь на бизань-мачте

Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.


#на_краю_Атлантики

В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.


Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Кое-что по секрету

Люси Даймонд – автор бестселлеров Sunday Times. «Кое-что по секрету» – история о семейных тайнах, скандалах, любви и преданности. Секреты вскрываются один за другим, поэтому семье Мортимеров придется принять ряд непростых решений. Это лето навсегда изменит их жизнь. Семейная история, которая заставит вас смеяться, негодовать, сочувствовать героям. Фрэнки Карлайл едет в Йоркшир, чтобы познакомиться со своим биологическим отцом. Девушка и не подозревала, что выбрала для этого самый неудачный день – пятидесятилетний юбилей его свадьбы.