Нынче в порфире… - [10]

И позднее четверти одиннадцатого несчастье тоже произойти не могло. Я не знал точно, когда Оскар Карлссон с невестой обнаружили в бухте свечение, но это наверняка было не позднее четверти одиннадцатого, потому что до пол-одиннадцатого он успел сходить на автобусную станцию и позвонить в газету.

Начальник уголовной полиции и медик отошли в сторонку и о чем-то тихо совещались. Немного погодя Веспер Юнсон быстрым шагом вернулся ко мне.

— Вы в город? — спросил он.— Можем вас подвезти.

Я поблагодарил, и мы все загрузились в просторную полицейскую машину. Она на полной скорости проскочила пустынную Юргордсвеген, и только на набережной Страндвеген стрелка спидометра упала ниже шестидесяти. Веспер Юнсон всю дорогу сидел молча, спрятав лицо в ладони.

Неподалеку от Драматического театра полицейский медик с нами распрощался. Он жил на Страндвеген, в одном из солидных каменных домов. Начальник рассеянно обронил «всего доброго!», и машина поехала дальше.

Возле Оперы Веспер Юнсон вдруг так и подскочил на заднем сиденье.

— Нет-нет, сперва поедем к Шлюзу,— быстро сказал он шоферу и добавил: — Он ведь там жил?

Полицейский за рулем кивнул головой и свернул на Норрбруфилен.

— Урведерсгренд, девять,— сказал он.

Только на мосту Шеппсбру начальник уголовной полиции, похоже, вспомнил о моем присутствии.

— Вам, наверно, совсем в другую сторону? — спросил он.

— Вообще-то я живу в Кларе, но охотно составлю вам компанию.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Комиссару Линду вы здорово помогли.

— Он все время старался опровергнуть мои выводы и таким образом нашел разгадку убийства.

Усач хлопнул меня по плечу.

— О да, о да! Кстати, не вредно иметь под рукой газетчика, на которого можно положиться.

Возле Шлюза, у въезда на дорожную развязку, нам встретились несколько велосипедистов и пожилая разносчица газет, ссутулясь, она спешила в Старый город. Полупустой трамвай сонно прогромыхал мимо, из туннеля, взревывая мотором, выехал красный автобус. Стокгольм начал просыпаться.

— Смотрите! — восторженно воскликнул полицейский начальник, показывая в сторону площади Слюссплан, где перед вереницей озаренных солнцем домов XVII века гарцевал на горячем скакуне Карл XIV Густав.— Какие цветы! Какой свет!

С Ётгатан мы свернули в поперечную улицу, ведущую к одному из традиционных увеселительных центров столицы — площади Мосебаккеторг. А вскоре уже катили по брусчатке кривого переулка.

Машина остановилась у высокого светло-зеленого дома, который заметно выделялся среди окружающих зданий. По моему впечатлению, выстроили его на рубеже веков. Богато орнаментированный фасад был заново оштукатурен, а судя по входной двери и окнам, дом недавно модернизировали. Над дверной аркой, сверкающей чистыми стеклами, красовалась золотистая девятка.

Список жильцов в парадной сообщал, что Лесслер занимал четвертый этаж. Лифт доставил нас туда быстро и бесшумно.

Начальник уголовной полиции Веспер Юнсон решительно шагнул к единственной на площадке двери и нажал кнопку звонка.

С минуту было тихо. Но вот в квартире послышались шаркающие шаги. Щелкнул замок, и дверь приоткрылась. В щелку выглянула худая заспанная женщина.

— Доброе утро,— поздоровался мой усатый спутник.— Мое имя Юнсон, я начальник уголовной полиции.

Секунду-другую она недоуменно смотрела на нас, потом поплотнее запахнула халат, широко распахнула дверь и пробормотала:

— Входите, пожалуйста.

Пройдя через темный холл, мы очутились в большой мрачной комнате с массивной ренессансной мебелью и тяжелыми портьерами на окнах. Стены забраны деревянными панелями, стулья с высокими спинками обиты золотистой кожей. У огромного окна — длинный сундук, покрытый зеленым бархатом, на нем большая оловянная ваза со свежими цветами.

Над резным сервантом висело громадное полотно в лепной барочной раме. Сюжет, вдохновивший старого голландского мастера XVII века, был более чем жуткий: нагая девушка, юная, прелестная, как роза, свежая, как парное молоко, сидела, улыбаясь черепу, который держала в руке. Улыбка девушки и белый оскал черепа являли отталкивающий, но колдовской контраст, и меня неудержимо потянуло подойти к картине, на удивление ярко освещавшей сумрачную комнату, куда темные драпри пока что не впустили утренний свет. Подойдя ближе, я обнаружил третью фигуру — на заднем плане выглядывал из-за дерева сам нечистый. Он смотрел на девушку с ухмылкой, для которой иного эпитета, кроме как «дьявольская», не подберешь.

— Мрачно, однако завораживает,— послышался у меня за спиной звучный голос начальника уголовной полиции. Несколько секунд он со странной усмешкой разглядывал полотно.

— Вы служите у директора Лесслера, верно? — неожиданно обратился он к женщине, вошедшей в комнату следом за нами.

Она кивнула и, машинально отведя со лба прядь растрепанных волос, тихо сказала:

— Я горничная.

Полицейский начальник смотрел на нее сочувственно и вместе с тем испытующе — худая, уже в годах.

— Как ни прискорбно, я должен сообщить вам, что с директором Лесслером случилось несчастье, его нет более в живых,— наконец сказал он.

Женщина оцепенело глядела прямо перед собой, потом опустилась на стул и заплакала. Веспер Юнсон сделал знак полицейскому в форме, тот подошел к ней и стал рядом. Сам Веспер Юнсон быстро пересек комнату и скрылся за раздвижной дверью, ведущей в соседнее помещение. Полицейский фотограф медленно двинулся за ним.