Нувориш - [25]

Майор не подавал признаков жизни: на всякий случай Григорий уложил его рядом с собой, прикрыв дерюжкой.

– Хорошая штука – баллончик, – усмехнулся Олег, – и сколько этот гадский газ действует?

– Черт его знает…

Выскочив из города, они съехали на проселочную дорогу, связали майору руки, а убедившись, что жив, еще завязали ему глаза и помчались в Киев.

Нечипоренко начал шевелиться примерно через час. Григорий, прислонившись к его плечу, спросил:

– Пришел в себя?

– Кто вы и куда едем?

– Это тебе, майор, знать необязательно.

– Сволочи! Мерзость паршивая!

– Спокойно, майор, а то я могу и рассердиться… – Коляда больно пырнул его в бок. – Заткнись, падло.

– Чего вы хотите?

– Приедем – побеседуем.

Не доезжая до Броваров, свернули на боковую дорогу, заехали в обнесенную высоким забором усадьбу. Сидоренко затормозил перед кирпичным одноэтажным домом. Луганский уже стоял на пороге.

– Ну? – только и спросил.

– Порядок, шеф. – Коляда вывел из «Лады» майора. Поддержал на ступеньках крыльца. – Сам начальник Лижинской железнодорожной милиции майор Нечипоренко. Годится?

– То, что надо.

Григорий, затолкав майора в переднюю, развязал ему глаза. Нечипоренко огляделся: ничего приметного. Обычное зеркало, тумбочка и телефон. Майор наклонил голову, надеясь на везение: может, удастся прочесть на аппарате номер, но Коляда разгадал его маневр, поспешил подтолкнуть к комнате.

– Тут тебе будет удобнее… – заявил. – Сейчас мы с тобой, уважаемый майор, потолкуем по душам и без свидетелей. На разные темы, весьма интересующие нас.

В комнате стоял простой обеденный стол, покрытая клеенкой кушетка, стул и кресло рядом с кушеткой. С потолка свисала лампочка в матовом абажуре, окна зашторены.

Луганский указал Нечипоренко на кушетку, предлагая сесть, тот привалился к ней как-то неудобно, наклонившись вперед, попросил:

– Развяжите руки.

– Ты смотри… – блеснул глазами Коляда, – а оно, оказывается, нахальное. Может, тебе еще сто грамм налить? Что больше по вкусу – виски или коньяк? Или сухое вино? У нас найдется.

Луганский поставил кресло в двух-трех шагах от майора:

вдруг тому заблагорассудится, как камикадзе, ударить его головой… А так всегда успеет отскочить. Сказал:

– Надеюсь, майор, вам кое-что уже понятно? Что привезли вас сюда не для душеспасительных разговоров.

– Догадываюсь.

– Это значительно упрощает нашу задачу. Буду предельно краток. Нам нужна информация: какие именно меры принимаются вашим подразделением, чтобы разыскать людей, выпотрошивших на той неделе контейнеры под Ребровицей?

– И это все?!

– Оставьте при себе иронию, майор. Сейчас я попробую кратко известить вас о наших дальнейших действиях. Видите на столе утюг? Небось, сразу заметили? Как полагаете, зачем он?

– Подонки… – прорычал Нечипоренко. – Гнусные подонки. Но вам не запугать меня.

– А мы и не собираемся пугать, – пояснил Иван Павлович. – Зачем? Просто прикрутим вас к кушетке, оголим спину, поставим на поясницу утюг и включим вон в ту розетку. Должен предупредить: сначала будет даже приятно. Вроде бы лечите радикулит. Ну, а потом!.. Обычным ожогом тут не обойдется.

– Это вы ограбили контейнеры? – Нечипоренко поднял исполненные ненавистью глаза. – Народное добро! Сволочь проклятая…

– Я попросил бы вас прикусить язык. Запомню каждый ваш эпитет. Соответственно будете наказаны.

– Что ты с ним церемонии разводишь, шеф! – вклинился Григорий. – Давай поджарим свинью, послушаем, как завопит.

Иван Павлович предостерегающе поднял ладони. Неужели Коляда не понимает, что самое большое удовлетворение он получит не тогда, когда стенает и мучится человек под раскаленным утюгом, а морально унизив противника и вынудив его признать свое поражение. То есть окончательно сломать этого майора, еще несколько часов назад считавшего себя если не пупом земли, то во всяком случае человеком, от которого многое зависит и чьи поступки в большинстве своем не обсуждаются.

– Помолчи! – приказал и снова обратился к майору: – Извините, но я еще не кончил. Утюг это так, детские игрушки, может, вам и удастся выдержать эту небольшую экзекуцию. Но есть у нас задумка… Слышал я, через это никто из мужчин не перескочил: венгерские жандармы, чтобы вытянуть признания из подозреваемых, зажимали те штуки, так сказать, символ мужского достоинства, дверьми… Говорят, боль такая, что любой раскалывается сразу. Мы дверьми пользоваться не станем, однако, обзавелись вот таким прибором… – Положил на стол рядом с утюгом тиски. – Привяжем вас, майор, как уже было сказано, к кушетке и начнем потихоньку закручивать тиски. Приятного мало, и советую не доводить нас до крайностей.

– А вы еще большие негодяи, чем я думал, когда ваши подонки везли меня в машине.

– Я уже говорил, майор Нечипоренко, что запомню каждое ваше высказывание. Так что лучше не оскорбляйте нас.

– Ничего я вам не скажу.

– А это мы сейчас проверим… Давайте, хлопцы! Григорий с Олегом повалили майора на кушетку и прикрутили к ней. Коляда, оголив ему спину, поставил утюг.

– Включай, дорогой, зачем медлить? – нежно, будто говорил с ребенком, велел Луганский. – Считаю до десяти, майор: пока утюг не раскалится…