Нувориш - [16]

– А если тебя попрут из начальников?

– Во! – скрутил фигу Козуб. – Разве я за вагоны отвечаю? Это дело нашей милиции – с бандитами расправляться.

– Нехорошие слова говоришь.

– А как вас величать? Господа-разбойнички?

– Ну вот, значительно лучше, – ухмыльнулся Иван Павлович. – Не так оскорбительно. – Раскрыл дипломат. – В каждой пачке – по пятьдесят. Тысячными купюрами.

Он бросил первую пачку Козубу, тот ловко поймал ее налету, надорвал и стал считать.

– Ты смотри!.. – не поверил своим глазам Иван Павлович. – Да все в ажуре, неужели собираешься пересчитывать?

– Верить – верю, но и проверить не помешает. Афанасий Трофимович считал внимательно, шевеля губами и причмокивая языком: все сошлось, другие пачки он затолкал, уже не проверяя, во внутренние карманы пиджака, с сожалением посмотрел на еще одну коньячную бутылку, но, видно, практическая жилка взяла свое – поднялся и предложил:

– Следуйте за мной. Покажу тот разъезд.

Они плутали пыльными грунтовыми дорогами и через четверть часа остановились у переезда.

– Здесь, – указал царским жестом Афанасий Трофимович, – здесь и будет стоять эшелон с контейнерами.

Луганский осмотрелся.

– Гениально, – одобрил. – Голова у тебя, Афанасий Трофимович, еще и в самом деле варит.

И правда, тут можно было подъехать к самой железнодорожной насыпи и, опорожнив контейнеры, раствориться в темноте.

Козуб помахал им рукой.

– Покедова, мальчики. У меня еще дела… Звоните, не забывайте.

«Москвич» дернулся, выпустив тучу сизого дыма, развернулся и исчез за поворотом. Луганский проводил его затяжным взглядом и сказал раздраженно:

– Вот уж скряга. Скупердяй чертов.

– Осуждаете?

Иван Павлович покачал головой.

– Да нет. Не был бы скрягой, хрен бы с ним договорились.

Не скажите: ведь триста пятьдесят кусков…

– Окупятся. Если твоя девка не нахомутала.

– Она не дура. Да и свою долю отхватила.

– Сто кусков – смешно.

– А моя любовь!.. Она, знаете, чего стоит!

– Твоя любовь, Гриша, и на трояк не потянет.

– Не забывайте о моральных издержках.

– Разве что.

Вспоминая нынче тот вчерашний разговор, Коляда подумал, что можно было содрать с Ивана Павловича штук тридцать за моральный ущерб, а он уложился тогда в значительно меньшую сумму – выходит, они квиты.

Григорий вытянул сигарету, перебросил пачку сидящим сзади, все задымили, и Луганский опустил боковое стекло. Он ехал семьдесят километров в час, как того требовал знак, правда, никто не обгонял их, стало трудно с горючим, и редко кто разгонялся хотя бы до девяносто километров.

– Задание ясно? – спросил Иван Павлович. – Главное – не медлить. До утра выгрести все из контейнеров.

– Управимся, – откликнулся Сидоренко. Он сидел на заднем сиденье с краю, единственный из всех не курил, принимая во внимание предупреждение Минздрава.

Олег Сидоренко когда-то, лет пять назад, завоевал звание чемпиона Киева по боксу в тяжелом весе, то есть был абсолютным чемпионом, и весьма гордился этим. Редко кому из боксеров удавалось продержаться на ринге против него три раунда, заканчивал бои, как правило, нокаутом, так и оставил бокс – непобежденным…

Луганский вспомнил о Сидоренко одним из первых, Олег согласился сразу, не колеблясь, как и Коляда, лишь заслышав, сколько будет получать. Это устраивало и Ивана Павловича: Коляда, Олег Сидоренко, Стеценко и Шинкарук, сидевшие сейчас в его «девятке», были как бы стержнем компании, именно компании, как называл ее Луганский, хотя и понимал, что наиболее подходит к ней слово «банда». Однако даже в мыслях не произносил этого слова: он, подполковник госбезопасности, уж никак не мог превратиться в вульгарного бандита. Экспроприатор – да, ликвидатор – пожалуйста, даже, куда ни шло – грабитель, но никак не бандит, ведь на борьбу с бандитизмом он потратил полжизни, и слово «бандит» у него ассоциировалось с подонком, а таковым Иван Павлович себя не считал.

Иван Павлович довольно усмехнулся: слава Богу, товар из контейнеров есть куда спрятать. Неделю назад ему позвонил Петр Петрович. Они встретились в парке возле Верховного Совета и посидели там на скамейке, уточняя все детали.

Петр Петрович просто излучал доброжелательность, от него пахло дорогим одеколоном, и, наверно, от этого запаха элегантный финский костюм Петра Петровича показался Луганскому еще шикарнее.

Петр Петрович взглянул на часы, давая понять, что ограничен во времени (часы, кстати, были золотые и браслет из того же металла), и попросил:

– Запомните три адреса. Прошу не записывать – это в ваших же интересах.

Иван Павлович кивнул, соглашаясь.

– В селе Михайловка по дороге на север от Лижина, найдете председателя колхоза Василия Михайленко. Легко запомнить: Михайленко и село Михайловка. У него во дворе большой сарай. Человек надежный.

– Запомнил.

– Вот и замечательно. Дальше: по дороге между Ребровицей и Черниговом есть село Кандаловка. От слова «кандалы». И живет в этом селе Петр Петрович Родзянко. Петр Петрович – как и я, а о Родзянко должны бы слышать.

– Председатель бывшей думы?

– Знание отечественной истории никогда не помешает. Обратите внимание, у Петра Петровича тоже большой сарай, я с ним уже разговаривал и он пообещал, что сие сооружение будет в полном нашем распоряжении.