Нусантара - [24]

Двое суток мы не расстаемся с нашими новыми друзьями. Днем показываем им свои морские «угодья» — приливо-отливную полосу, мангры, тащим с собой под воду на коралловый риф, к сожалению в этих местах угнетенный. А по вечерам на веранде звучат под аккомпанемент Иржиной губной гармоники русские, чешские, индонезийские песни. Гости наши — неутомимые труженики. Несмотря на то что здесь они, по их словам, только отдыхают, все четверо проводят за пишущими машинками не менее трех-четырех часов в день. Мирек-второй и Йожеф тоже ведь корреспонденты пражских изданий.

Как-то в одни из вечеров, страдая от острого приступа ностальгии, я сидел и думал, что мы будем дома через четыре месяца. Следующая разлука не так уж скоро, наверное. А они? У них ведь почти все время так… Да, жизнь чешских путешественников блистательна, деятельность их благородна. Но завидую ли я им, как раньше? Нет, не завидую, пожалуй. По крайней мере сейчас, вот в эту минуту — нет. И все-таки завидую, но не их образу жизни, а такой вот собранности, поразительной трудоспособности. Они раскрутили машину, которую уже не могут, не имеют права остановить и которая теперь вертит их самих до пределов человеческой выносливости. Завидую тому, как великолепно переносят они ими избранный, но определяемый уже не ими жребий.

Я посмотрел на сидевшего напротив меня Иржи, на три авторучки и два автоматических карандаша, торчащих за обшлагом короткого рукава его рубахи, на его широкое мягкое, типично славянское открытое лицо, подернутое в этот момент грустью и со следами никогда не проходящей усталости. Мы переглянулись, и мне показалось, что он понял все, о чем я сейчас думал, улыбнулся очень понимающе, по-детски просто и беспомощно. А если он и не прочел мои мысли дословно, то все равно ведь думали мы об одном и том же.

В это время Йожеф, «врач Цербер», как его, смеясь, называли за неумолимость к режиму путешественников, сделал знак «пора». Иржи и оба Мирослава покорно встали и пожелали нам спокойной ночи.

Ну вот, пора расставаться. «До встречи, — как сказал Иржи. — Обязательно в Москве, возможно в Праге, и не исключено, что в какой-нибудь дальней точке земного шара».

Даем друзьям на память раковины и крупные высушенные морские звезды. Мпрек нюхает звезду и говорит:

— Воняет… по-чешски это означает пахнет.

Запах у звезд ореастер действительно отбить почти невозможно.

Записываем в памятные книжки Иржи и Мирека приготовленные еще с вечера экспромты. Об этих книжках стоит рассказать подробнее. Хозяева принесли их нам еще вечером, но мы попросили разрешения задержать их до отъезда, чтобы рассмотреть повнимательнее (и подумать над собственными записями, чтобы потом не краснеть).

Два толстенных альбома с монограммами «IH» и «MZ». Начаты в 1947 году в первое их африканское путешествие, сразу принесшее Ганзелке и Зикмунду мировую известность. Разглядываем многочисленные записи, сделанные жителями самых различных мест земного шара. Латинский, арабский, амхарский шрифты, наша родная кириллица. Английский язык, французский, потом начинает резко преобладать испанский. Ага, это уже путешествие по Латинской Америке. Итальянский, славянские языки, среди них, конечно, преобладает чешский. Вот что-то совершенно непонятное, но написано латинским шрифтом, значит, по-венгерски. И снова вся семья славянских языков: сербский, хорватский, словенский, болгарский, македонский. Вслед за знакомым преимущественно по математическим формулам греческим алфавитом снова пошла арабская вязь — Ближний Восток. Клинопись, похожая на древнееврейскую, индийский девана-гари. Там, где мы можем разобрать, много остроумного, но порядочно и казенного, выспреннего. Наши надписи снабжены смешными рисунками, но в этом отношении мы далеко не одиноки. С некоторым волнением поглядываем на Мирека и Иржи. Как им понравится наше творчество? В отличие от многих мы ни слова не написали о том, какие они замечательные путешественники, что они — борцы за мир, что они вносят вклад…

Видимо, отсутствие таких фраз им и понравилось больше всего. Улыбаются. Кажется, даже тронуты. Прощальное щелканье фотоаппаратов, теплые прощальные слова, и вот экипажи обеих «Татр» заняли свои места. Машины разворачиваются и выезжают на очень прямое в этом месте шоссе. Долго машем им вслед, и, пока видно машины, из них тоже высовываются машущие руки.

4 ПОРЫ ЗЕМНОЙ КОРЫ

В Бандунге нам пришлось задержаться дольше, чем мы рассчитывали. Было решено, что вулканологи и геологи посвятят все это время работе на окрестных вулканах и вулканических источниках. Мне же, морскому биологу, предстояло превратиться в туриста, исполняющего и обязанности переводчика. Эти обязанности удерживали меня от попытки вырваться на морской берег (правда, без снаряжения я мало что мог бы там сделать) или хотя бы в Богор. Но я не огорчался. Мне интересно было посмотреть на проявления вулканизма, о которых я знал очень мало. Гиды мои более чем высокой квалификации, а Ява — самый благодарный объект. Ведь тут насчитывается 121 вулкан, из них более 80 — действующие.

Наш первый загородный выезд из Бандунга. Дорога ведет в гору через местечки Лембанг и Награк, тянется мимо кофейных и хинных плантаций. Именно здесь неутомимый Юнгхун внедрял в культуру капризное хинное дерево. Осматриваем скромный обелиск на могиле и вспоминаем историю его жизни.