Нулевая область - [18]

Дед говорил спокойно, словно рассуждал о новой породе кур-несушек. Ни капли удивления на лице, ни дольки волнения.

— Краками? — переспросил Макс, не понимая спокойствия деда. Он думал что тот как минимум удивится, и начнёт переспрашивать о внешности существа, о росте в конце концов, но деду по всей видимости всё это было давно не в новинку.

— Краками-краками, — он кивнул. — У них прочная кожа, из ружья не пробить. Так, боль ему причинишь, он может и отступит. А потом опять кинется. Его только силою внутренней остановить можно. А по-другому никак. Он, наверное, вашей машины испугался, или интересно ему стало, что за чудо такое, иначе обязательно постарался бы вас убить.

При слове убить, Пашка поперхнулся чаем и закашлялся.

— Не спеши, не спеши, — улыбнувшись, сказал дед. — Тебя никто никуда не торопит. Так вот. Живут эти краки где-то на болотах. А сюда они ни ногой. Мы их лет двадцать пять назад так отделали, что они и дорогу в деревню позабыли. Ну, и слава богу. А то в начале от них просто спасу не было. Шестнадцать человек в первый же год убили, — дед вздохнул. — Друга моего, соседа, первым. Он к болотам порыбачить попёрся. Мы ему говорили, какая рыбалка, ведь всё изменилось, ведь живём как на пороховой бочке. А он упёрся, говорит, я уже три недели не рыбачил, а у меня душа без этого мается. Вот и отмаялась.

— Я ничего не понимаю, дед, — медленно проговорил Макс. — Ты о чём сейчас говоришь вообще?

— Надо мне было с самого начала начинать, — дед извинительно улыбнулся. — Не умею я красиво говорить, не дала природа такого умения. Да впрочем, и не самое важное оно. Есть другие умения, поважнее. Вот я раньше как думал, умеешь камень ложить — это хорошо, дом сложить сможешь, а значит, без копейки не останешься. А как всё поменялось, то тут уже и не важным всё это как-то стало. Дом сложить, а зачем? Ну, а деньги, — дед хихикнул. — Вот уж до чего не нужная вещь оказалась. А ведь не случись этого, так бы и собирал эти бумажки окаянные, и радовался, наверное, что их больше становится, — дед добродушно рассмеялся.

Макс смотрел на него, пытаясь выловить из его речи смысл. В голове что-то вроде бы и прояснялось, и в то же время, всё было туманно и неясно. Он сделал пару глотков, не сводя с деда глаз, и не чувствуя горькости трав. Пашка уже допил свой чай, и теперь облокотившись на стол, подпёр подбородок кулаками и безразлично смотрел на старую, наверное, сотни раз надрезанную скатерть.

— В общем, тридцать лет назад это произошло. Я в первые месяцы счёт времени не вёл, но потом принялся записывать. Каждый день штришком в тетрадку общую. Тридцать штришков — значит месяц. Примерно, конечно, но вышло вот так тридцать лет. Мне тогда сорок один был. А началось это всё летней ночью. Лето стояло в тот год жаркое, как сейчас помню. Дождя по две недели не бывало, а тут вдруг бабахнуло где-то далече. Я от грома-то и проснулся, подумалось, гроза это приближается. Потом ещё пару раз бабахнуло и гул пошёл. Низкий такой, и из под земли как будто. Я тогда, конечно, с кровати вскочил, напялил штаны да рубаху и на двор. Смотрю, а на западе зарево у горизонта полыхает. За лесом, значит, где болота. А может и дальше, за болотами. А что там за болотами гореть может? Там и нету ничего. Озеро большое разве что, а дальше одни луга, да холмы. И чему на них гореть так? Ну, походил я, походил по двору, и так ничего и не решил. Вернулся в дом, значит, лёг на кровать, лежу и гул слушаю. Так до утра и прослушал. Зоя Фёдоровна, эт жена моя, земля ей пухом, спала, как ребёнок, я будить и не стал. А утром спрашиваю, не слыхала, милёха, чего? А она головой кутыляет и отвечает — нет, не слыхала. Гул-то к утру прекратился, не слыхать уже. Ну, я оделся, и к соседу. А он, значит, тоже ночью не спал, гул слушал. Сон у него некрепкий всю жизнь был, вот он и расслышал сразу. С ним мы туда и отправились, за болота, значит. Да только другими болота стали. День мы шли, а они всё не кончаются, хотя до этого их там всего с гулькин нос было, километра два, не больше. В общем, вернулись ни с чем. А в деревне об этом гуле уже все поговаривают. Поговаривать-то поговаривают, а никто толком ничего сказать не может, — Егорыч на секунду замолк, чтобы отпить из кружки. Пару раз причмокнув губами, он продолжил.

— А через две недели появились все эти твари. Попервой краки только. Они сразу скот тащить начали. У нас женщины от их вида в обморок валились, как подрубленные. Но то в начале, потом попривыкли. А чуть попозже зелёные появлялись несколько раз…

— Зелёные? — спросил Макс. Его лицо по мере дедова рассказа становилось мрачнее и мрачнее. Всё от того, что понимал он понемногу всю страшную неизбежность того, что сейчас рассказывал дед. Конечно, можно было просто встать, и плюнув на всё, сесть в машину, чтобы убраться отсюда к чёртовой бабушке. Но он один раз уже сделал это, и ни к чему хорошему такое действие не привело. Повторять его снова было бы глупостью. Да и то, что говорил дед, несмотря на всю абсурдность и неестественность, уже не казалось ему бредом. Тот коричневый крак на дороге, был доказательством, что весь этот бред не какой-то местный фольклор, ради потехи над приезжими, а возможно, и даже, скорее всего, самая что ни на есть дурацкая правда, если, конечно, можно так назвать правду.