Нукер Тамерлана - [5]

Он покинул свое убежище и, хромая, пошел на звук, стараясь не наступать на камешки и щедро рассыпанные под ногами колючки. Вскоре обладатель голоса обнаружился. Прямо на песке был расстелен коричневый платок, на котором, спиной к Дмитрию, застыла коленопреклоненная человеческая фигура. За нею виднелись невысокая куча песка вперемешку с глиной и неровные края ямы. Секрет чокающих звуков оказался прост: человек копал яму. Когда он прервал свой труд, звук прекратился. Дмитрий некоторое время рассматривал не подозревающего об его присутствии незнакомца: одет в длинную грубую рубаху навыпуск, из-под нее торчат истертые кожаные подошвы. Голова обмотана грязно-серой чалмой и мерно раскачивается в такт заунывному вою. Внезапно землекоп смолк и, упершись руками в песок, коснулся лбом земли — худая спина встопорщила грубую ткань. Распрямившись, он воздел обе руки, а затем отер ладонями лицо. Мусульманин.

Рядом с молящимся, прячась в тени одного из необычных домиков, стоял узкогорлый кувшин.

Дмитрий непроизвольно облизнулся: и ежу понятно — вода. Возле кувшина торчали заячьи уши узелка. Питье и пища — как раз то, что сейчас более всего необходимо.

Тем временем неизвестный поднялся на ноги, скатал свой коричневый платок и перепоясал им рубаху.

— Эй! — окликнул Дмитрий, высунув голову из-за стены.

Тот испуганно обернулся, показав темную, продубленную солнцем физиономию с удивленно раскрытым ртом. Лицо у копателя ямы к тому же было морщинистым, как печеное яблоко, с куцей, остроконечной, наполовину седой бородкой и усами.

— Э-э… — промямлил он, выпучившись и пятясь.

— Салям алейкум, — хрипло произнес Дмитрий единственные пришедшие на память восточные слова.

Продолжая пятиться, мусульманин забавно вращал ошалелыми глазами. В другой бы раз Дмитрий от души повеселился, но сейчас ему было не до смеха. Он поманил рукой перепуганного мужичка.

— Подойдите, пожалуйста, — Дмитрий постарался придать голосу самые миролюбивые интонации. — Я не сделаю вам ничего плохого.

Но землекоп дернулся, словно его ударило током, и, споткнувшись, сел на песок. Но и так продолжал, ерзая, отползать, окончательно потеряв от страха голову. Дмитрий диву дался: что же это в нем такого страшного?

— Не бойтесь, — все так же мягко проговорил он и выступил из-за угла, за которым прятался. Стремясь успокоить незнакомца, он добился прямо противоположного результата: взвыв дурным голосом, тот, словно ошпаренный кот, подскочил на месте, перевернулся в воздухе, встав на четвереньки, а потом, будто заправский спринтер с низкого старта, опрометью кинулся бежать.

“Хорошенькая встреча, — озадаченно подумал Дмитрий, — ненормальный какой-то. Он что, голых мужиков никогда не видел?”

Кувшин и узелок чокнутый мусульманин оставил, и Дмитрий со всей скоростью, которую позволяло ушибленное колено, припустил к вожделенным трофеям. Узкое глиняное горлышко в бисеринках водяных капель приятно обожгло ладонь холодком. Он припал к чистой и холодной — аж зубы ломило — воде и не мог остановиться, пока сосуд не опустел примерно наполовину. Потом, плеснув в горсть, он ополоснул лицо и почувствовал себя почти человеком. Было соблазнительно опустошить весь кувшин, но Дмитрий подавил желание снова присосаться к горлышку. Вода еще пригодится — ссадины, скажем, промыть.

Больная нога не позволяла присесть на корточки, и он с кряхтеньем опустился на песок, поставил кувшин рядом и принялся развязывать узелок — мародерствовать так мародерствовать. Содержимое не обмануло надежд: гроздь желтого винограда, половина дыни и две круглые лепешки с поджаристыми боками. В одну из них Дмитрий незамедлительно впился зубами — она оказалась совсем свежей, даже не успела остыть. Потом пришла очередь винограда — прозрачные крупные ягоды он глотал прямо с косточками. Дыня оказалась уже очищенной. Мысленно поблагодарив бежавшего владельца снеди за такую заботу, Дмитрий разломил половинку надвое и вгрызся в мякоть — сладкий сок побежал по подбородку и закапал на грудь. С четвертинкой он справился в считанные секунды, отбросил кожуру и тут вспомнил, что имеется еще одна лепешка. Ее он съел вприкуску с остатками дыни.

* * *

Тощий Хайдар чуть не сбил кузнеца Омара с ног, чем очень удивил последнего.

— Что случилось, сосед? — спросил он, поднимая обессилевшего Хайдара из дорожной пыли.

Тот хватал ртом воздух, как пойманная рыба, и невразумительно хрипел, словно за ним гналась свора одичавших псов. На щеке краснели запорошенные песком свежие царапины. Омар в недоумении сдвинул густые брови, которыми очень гордился, и легонько потряс Хайдара:

— Говори!

Сосед продолжал хрипеть и дико сверкать глазами.

— Э-э, так дело не пойдет, — протянул кузнец и крикнул: — Насрулла! Сынок, принеси воды!

Он подхватил Хайдара под мышки и усадил у стены кузни. Сын, двенадцатилетний подросток, принес воды. Сосед жадно выпил пиалу, затем вторую.

— А за огнем кто следить будет? — строго спросил кузнец у сына, с любопытством уставившегося на странное зрелище. — Марш к мехам! — И обратился к Хайдару: — Сосед, а сосед, что с тобой?

Взгляд Хайдара принял более осмысленное выражение, но говорить он по-прежнему не мог, лишь дробно стучал зубами и цеплялся пальцами за кожаный фартук кузнеца. Омар даже растерялся: разумеется, Хайдар слыл трусом, но страх страху рознь, а сейчас тот совсем ополоумел. У соседа и так несчастье: старшую дочь прибрал Аллах. Утром не пошел на поле, как все, отправился на кладбище готовить для дочери могилу. Конечно, у него горе, но от горя не верещат, как схваченный совой заяц.