Ну и что, что тролль - [11]

Мы попрощались холодно, они ни о чём не спрашивали. Чтобы прервать молчание, я стала заверять их, что не должны обо мне тревожиться, как будто их это волновало.

Карету прислал Маркус, но там, куда я приехала, не было ни дома, ни замка. Кучер выставил мою корзину прямо на обочину, с минуту смотрел, что я буду делать дальше, а потом уехал не оборачиваясь.

Проходили часы, наступил вечер, я сидела на своей корзине — леди на корзине! — беззаботно напевая песенку и глядя в небо. Пыталась прочитать тогда, какая судьба записана для меня в звёздах. Не было во мне ещё страха, только много веры, убеждения, что случится что-то хорошее. Я чувствовала себя даже счастливой, освобожденной от вечной чопорности и условностей. Когда сделалось уже совсем темно, появился Маркус.

Неожиданно, ниоткуда. Не ожидая моего приглашения, присел, и остальную ночь мы разговаривали. Это была странная, магическая ночь, во время которой измениться должна была вся моя жизнь. Тогда я не допускала, что через нескольких лет я буду в растерянности и злости, даже мысленно не в силах разыскать нашего дома на холмах.

Под утро приехала та же карета, Маркус взял меня за руку и отвез к себе. То, что было между нами, полно было страсти и восторга, но не было в этом любви, которая дает ощущение осуществления. Не раз я пыталась понять, в чём тайна этого ощущения, искала его в себе и не умела найти.

Дом на холмах. Это место должно было быть моим убежищем, сосредоточием безопасности. Я искала этого места долго, может быть с рождения? Оно было где-то в моём воображении, описанное подробно. Поэтому уже в первый день, там, на холмах, я уверилась, что это именно то место, где могу и должна остаться. Я нуждалась в пространстве и свободе, жизни издали от тесных улиц и людей, присутствие которых меня пугало и раздражало. В городе я чувствовала себя, как дикое животное, не хватало мне воздуха и простора. В последние месяцы, прежде чем я уехала, чувствовала в себе настоящую манию побега. Казалось, что я в шаге от безумия, я задыхалась, мне не хватало свободы.

Итак, дом на холмах. Старинный деревянный, с пологой, покрытой мхом с северной стороны крышей. Находился на вершине одного из холмов, так что из каждой комнаты видно было далеко вокруг: серпантин полевой дороги, луг, на котором из рассветного тумана появлялись олени. В старину стояли в этих местах другие дома, много домов, но их владельцы, ушли, и они ушли вместе с ними. Кое-где ещё виднелись остатки фундаментов, заросшие травой и ежевикой.

Наш дом был стар и издавна необитаем, но повезло ему найти хозяев, которые вернули ему смысл существования. Там оказалось несколько больших, просторных комнат, в небольшие окна струился свет со странным и приятным соломенным оттенком, много мебели — старой, солидной, тёмной.

С первых дней я чувствовала себя как кто-то, кто вернулся в место, которое принадлежало ему раньше. Окружающие холмы, кипевшие оттенками бронзы и красного цвета, очаровали меня. Запах прелыхлистьев, запах деревьев и земли, птицы, так беззаботно благословляющие каждый день, небо и тучи такие огромные. Над моей головой была вся вселенная, начало и конец нашего мира. Засматриваясь в звезды сентябрьского неба, я поднималась мыслями над землёй, и они плыли свободно в другие, не известные мне до сих пор места.

Это были хорошие часы, когда мы сидели на веранде и пили вино, глядя на пролетающие над нашими головами стаи перелётных птиц. Маркус говорил тогда, что будет со мной всегда. Клялся мне во всём, чего я хотела. Иногда мы слушали тишину, переполненную ночными отзвуками леса. Странную тишину.

Вокруг нас не жил никто. Далеко внизу, на дне долины лежал городок. Я не ездила туда, мне жаль было покидать наш дом. Не хотела встречаться ни с кем. Не желала светской жизни, другие люди совсем не интересовали меня, и я радовалась, что наш дом стоит на отшибе, пусть мы были осуждены на вечное одиночество.

Время от времени, посещал нас, однако, старик-охотник, принося с собой добытого на охоте зайца или утку. Приходил ранним утром, громким криком извещая о своём прибытии. Я не помню ни его первого появления, ни того, как мы познакомились. Скорее всего, пришёл, представился Маркусу, и так уже и пошло. Старик знал о лесе всё. Несмотря на его добрые намерения, я не любила эти посещения, а особенно подарки, которые с ними связывались. Маркус смеялся надо мной, наблюдая мою озабоченность. Но когда силуэт Дитмара скрывался вдали, мы шли к березовой роще, начинавшейся у подножия холма, и там устраивали очередному зайцу или утке похороны. Со временем возникло в этом месте целое кладбище, а растущая там трава зеленела обильно и свежо.

Мы жили на холмах уже четвёртый год, когда однажды ночью мне приснился странный сон. Я бежала широкой аллеей, я бежала легко, как только во сне можно, в сторону дома с двумя стрельчатыми башнями. Внутри — витражные окна впускали свет, который расходился в полосы — я останавилась, всматриваясь в солнечные картины. С них смотрели на меня красивые женщины, держащие на руках младенцев, и мудрые, морщинистые лица стариков. За их спинами туманились причудливые города, реки, которые разливались по полям, избушки и большие дома с полными садами мальв и ратуша с часами. И чем больше я всматривалась в детали этого мира, тем больше разрастался он и увеличивался, пока я не очутилась внутри него на тропинке среди поля золотых хлебов. А на краю поля стоял он. Стоял, повернувшись спиной, словно загляделся в другой сон. Я ждала, что он повернётся, я кричала ему, я просила, но слова терялись в звонком летнем воздухе. И от крика я проснулась, дрожа от холода.