Нож Равальяка - [7]

— Дорогая графиня, ваши сведения сильно устарели, — объявил Беллегард. — Несколько дней тому назад, а точнее 27 числа прошлого месяца, принц Конде усадил супругу в карету, предложив ей совершить небольшую прогулку, и возле Ландреси неожиданно пересек с ней границу. Сейчас они в Голландии, где этот юный идиот попросил покровительства у эрцгерцога Альберта и его супруги инфанты Изабеллы Клары Евгении...

— Принц попросил убежища у врагов Франции? — оскорбился Тома. — Французский принц? Но это же предательство!

— Разумеется! В этом никто не сомневается, — процедил Монморанси. — У безумца достало сообразительности написать мне письмо с извинениями за то, что уехал, не попрощавшись. А что Его Величество, Беллегард?

— Король в гневе и в горе. Он тоже получил письмо. Конде заверяет его в своих верноподданнических чувствах, но пишет, что позволил себе уехать, желая сохранить свою честь и жизнь. Вы можете себе представить, какое впечатление произвело на короля это заявление? Он уже отправил войска к границе, намереваясь помочь немецким принцам... Если бы не Сюлли и не Вильеруа, которые неотступно молили короля образумиться, он бы уже осадил Брюссель. Нам грозит новая Троянская война, господа!

— А что поделывает новоиспеченная Елена?

— Она не уступает в безумстве влюбленному королю. Пишет ему душераздирающие письма, призывая на помощь и клянясь, что не будет принадлежать никому другому!

Последняя фраза напомнила Лоренце о другом письме. Благодаря успокаивающей близости Тома она о нем почти забыла. Муж почувствовал, как она напряглась, взял ее руку, крепко пожал и больше не выпускал. Тома улыбнулся Лоренце, и неприятное воспоминание съежилось и исчезло.

— Вы понимаете, — вновь заговорил Беллегард, — что напасть на Нидерланды — значит напасть на Испанию, императора и даже Папу, а для Франции, страны на три четверти католической, это немалое преступление. Папский нунций Убальдини и посол Венеции Антонио Фоскари всячески остерегают короля от неверного шага, но король настаивает на праве каждого на собственное мнение, что никому не кажется убедительным аргументом. Королева недалека от того, чтобы поверить, будто вышла замуж за антихриста. И вдобавок со всех сторон слышатся мрачные предсказания. Согласно им, король не увидит конца 1610 года, а год этот наступает через несколько дней.

Взволнованные голоса раздались со всех концов стола, каждый торопился высказать свое мнение по поводу услышанного. Посреди невероятного шума хозяин дома, вооружившись серебряным половником, размеренно стучал им по столу и громко повторял:

— Господа! Господа!

Гости наконец вняли его увещеваниям, и воцарилась тишина.

— Огорчен, что вынужден вас прерывать, — начал барон, — но все-таки считаю своим долгом напомнить, что мы собрались здесь, чтобы порадоваться счастью юных супругов, а не вступать в политические споры. К тому же среди нас дамы, а их нежный слух не привык к бряцанию оружия.

— Разве? — удивилась его сестра. — Мне кажется, я слышу его с колыбели!

— Охотно верю, но мне кажется, что герцогине Ангулемской и нашему дорогому коннетаблю не доставляет большой радости слушать всевозможные толки о деле, которое больно их задевает вот уже не один месяц. Так выпьем же за здоровье молодых! Музыка! — крикнул он, обратившись к оркестру, сидевшему в стороне на возвышении.

Гости зааплодировали, поднялись со своих мест, держа в руках бокалы, и стали весело чокаться. А потом с удовольствием принялись за потрясающее блюдо, которое внесли в зал: каплуны, фаршированные паштетом из гусиной печенки и трюфелями. Над этим изысканным кушаньем вился тонкий аромат свежей зелени. К каплунам подали чудесное вино — романею, к которой барон был неравнодушен. Все веселились от души и пировали на славу. В замке повсюду слышался смех, песни и музыка. После ужина предполагались танцы, но гости так охотно пили за здоровье молодых, короля, дофина — похоже, что королеву не слишком часто вспоминали в замке де Курси, что ноги кое у кого отяжелели, а кое-кто начал искать спокойный уголок, чтобы немножко вздремнуть.

Герцогиня Ангулемская и графиня де Роянкур подошли к Лоренце, собираясь проводить ее в брачные покои, где она должна была ожидать супруга, но тут вдруг в зал ворвался покрытый пылью человек с шапкой в руках и громко закричал:

— Послание от короля барону де Курси!

На пороге застыли растерянные слуги, не успевшие остановить посланца и объявить о нем.

Вторжение было столь неожиданным, что за длинным столом все мгновенно замолчали. Сама не понимая почему, Лоренца почувствовала леденящий ужас. Тома в сопровождении старого барона подошел к посланцу.

— Послание от Его Величества в такой поздний час? — удивился молодой барон.

— Я исполняю приказы, господин барон, я их не обсуждаю.

— А я вас не упрекаю. Подайте письмо.

Тома сломал печать и развернул послание. Оно было коротким и без всяких объяснений гласило, что король требует его немедленного присутствия. В глазах Тома померк белый свет.

— Этого не может быть, — сказал он. — Его Величество знает, что сегодня вечером у меня свадьба. Он даже оказал мне честь...