Нож Равальяка - [3]

— Эту он мне простит! Как прощает, впрочем, и остальным. Не проходит ночи и даже дня, как в разных уголках Парижа скрещиваются и весело звенят шпаги. Всем известно, что Его Величеству, нашему дорогому беарнцу, есть чем заняться, кроме дуэлей. Правда, вполне может случиться, что я не захочу марать свой клинок кровью этого подлеца. Не слишком себя утруждая, я помогу сэкономить веревку палачу, — и молодой человек сделал выразительный жест белой с тонкими сильными пальцами рукой.

— Если предпочитаешь марать руки, то какая разница, что послужит тебе орудием... впрочем, это твое дело, — проворчал барон. — Большой разницы я не вижу. Добрая пуля и удар кинжалом в грудь тоже прекрасно справятся с негодяем.

— Не говорите пустого, батюшка! Я же не разбойник, и вы тоже.

— Но ты рыцарь, так ведь? И иногда мне кажется, что ты куда старше меня! Но мне пришла в голову неплохая мысль. Пойдем-ка побеседуем где-нибудь в тихом уголке, а вы, Кларисса, тем временем позаботьтесь о том, чтобы наша нареченная встала на ноги. Завтра она вступает в законный брак, и ни о чем другом ей думать не положено!

Найти тихий уголок в замке, где готовились к свадьбе, оказалось непросто. Если уж в любимой бароном библиотеке репетировали музыканты, то что говорить о других покоях? Тихого уголка найти было невозможно, всюду кипела работа, всюду сновали и переговаривались слуги.

— Пойдемте в оранжерею, — предложил Тома. — Если только оттуда уже вынесли все горшки с цветами и кадки с деревьями, которые должны украсить дом.

— Тогда, может быть, пройдемся по саду?

— Сегодня утром слишком морозно. Красиво, конечно, когда иней блестит на солнышке, но мой ревматизм с холодом не в ладу.

— Боже мой! У вас ревматизм? И с каких же пор?

— М-мм, совсем с недавних! Пойдемте! Прогуляемся по саду. Я-то думал посидеть в часовне, но слышу, что там певчие, и у них никак не получается петь в лад!

Инею и холоду удивляться не приходилось, как-никак начинался декабрь. Учения в полку не позволили Тома освободиться раньше. Но он и не старался от них избавиться. С присущим ему тактом он обуздывал свое нетерпение, желая предоставить Лоренце время для размышлений. Поведение племянника привело Клариссу в недоумение, но Тома объяснил ей, что Лоренцу дважды торопили со свадьбой, не давая времени опомниться, а он хочет, чтобы она, не торопясь, освоилась с грядущей переменой. За свою деликатность он был награжден от растроганной тетушки поцелуем в лоб.

Между тем барон, завернувшись в теплую шубу, вышел в сад, и они с сыном двинулись по посыпанной песком дорожке вдоль пруда. Барон шел, опираясь на трость, неспешным размеренным шагом и молча, нахмурив брови, наблюдал за утиным семейством, которое, похоже, ничуть не смущалось наступивших холодов и спокойно плавало в еще не застывшей водной глади.

— Так о чем вы хотели поговорить со мной, отец?

— О проклятом письме, черт побери! Как ты думаешь, кто бы мог его написать?

— Знать не знаю! Я не знаком ни с одним флорентийцем из свиты королевы. Даже с Кончини, которого вознесли до небес. Он мне не нравится, и к тому же я не часто бываю при дворе.

— А тебе не приходило в голову, что его мог написать твой старинный дружок де Сарранс?

— Антуан? Я знаю, что он очень переменился, но надеюсь, не до такой степени.

— А почему бы нет? Я не забыл, как ты нам рассказывал, что он влюбился в Лоренцу с первого взгляда, как только увидел ее в Фонтенбло.

— Да, влюбился, причем до такой степени, что разорвал отношения со своей нареченной, мадемуазель де Ла Мотт-Фейи, и умолял короля отослать его куда-нибудь в дальние страны, лишь бы не присутствовать на свадьбе своего отца. Но все это в прошлом. Напоминаю вам, что он, вопреки очевидному, продолжает обвинять Лоренцу в убийстве и даже требует для нее казни! Согласитесь, очень трудно предположить, что он продолжает ее любить.

— Конечно, нам трудно это предположить, но не будем забывать, что он родной сын Гектора де Сарранса, а о Гекторе поговаривали, что он убил свою жену. Мужество и отвага не исключают жестокости, а для людей такого склада любовь означает нечто совсем иное, чем для прочих смертных. И вот пример: вы с Антуаном были друзьями неразлейвода, а что осталось от вашей прекрасной дружбы?

— Боюсь, что ничего.

— А почему? Не потому ли, что ты, взбежав на эшафот, где палач собирался казнить Лоренцу, объявил, что готов взять ее в жены? Так или не так?

— Так. Тогда он своим беспримерным бесстрастием внушил мне недоумение и даже испуг! Я же знаю, что, замешавшись в толпу, он тоже стоял на площади! Пришел посмотреть, как умрет на эшафоте юная семнадцатилетняя девушка, которую сначала отдали на поругание старому сатиру, который забил бы ее хлыстом до полусмерти, если бы она от него не сбежала!

— Вынужден заметить, сынок, что мы со «старым сатиром» ровесники, так что мне особенно «приятно» услышать выбранный тобой эпитет.

Тома от души расхохотался и взял отца под руку.

— Возраст — единственное, что вас роднит, а свой эпитет я забираю обратно.

— Спасибо за утешение. Так вот, возвращаясь к де Саррансу, ты уверен, что он не способен написать такое письмо?