Ноябрь, или Гуменщик - [62]

В отчаянии он полез было на дерево, но волки были тут как тут. Они схватили Нечистого за хвост, стащили на снег и в считанные минуты растерзали в клочья.

Гуменщик сидел спокойно возле своего костерка и смотрел, как по поляне вдоль и поперек снуют волки. К нему серые не приближались — боялись огня. Гуменщик взял рыбу Нечистого и принялся ее поджаривать. Волки грызли копыта Нечистого и облизывали череп.

* * *

Наступила уже ночь, когда к избе Рейна Коростеля кто-то приблизился, хромая. Собака залаяла, но неизвестный полоснул ей ножом по горлу.

— Мудак этакий! — пробормотал хромой, стирая с ножа кровь. Затем тихонько отворил дверь и зашел в дом.

Из задней комнатушки доносился храп Рейна. Эндель Яблочко — а это и был весь перевязанный ночной гость — принялся ковырять в замке комода. Он был мужик сильный и в два счета открыл тайничок Рейна. В темноте на ощупь нашарил клетчатую торбочку, сунул ее под мышку и вышел. Он пересек обледеневший двор, зашел в сарай, нашел топор Рейна Коростеля и положил торбочку на колоду.

— Ну, старая жопа! — выругался он, думая о Рейне. — Ты у меня попляшешь, когда я раздолбаю твою диковину!

Эндель Яблочко замахнулся топором и нанес мощный удар. Клетчатая торбочка треснула, из прорех повыскакивало множество человечков с седыми бородами, и все они принялись лупцевать Энделя дубинками. Эндель Яблочко размахивал топором, но вскоре свалился под сильными ударами. Черные человечки продолжали дубасить его изо всех сил. Эндель кричал, и многие слышали его вопли, но никто не вышел посмотреть, в чем дело. Мало ли что может случиться ночью в лесу! Лучше не высовывать носа — не то и тебе не поздоровится.

За час-другой Энделя забили насмерть, от него осталось только пятно на снегу. Когда колотить было уже нечего, черные человечки с дубинками исчезли неизвестно куда.

На земле осталась валяться клетчатая торбочка с большой прорехой.

30 ноября

Андресов день

Ночью опять выпал снег, однако под утро снова повернуло на оттепель, так что грязи и слякоти стало больше прежнего. Лошади ступали почти по колено в жидкой грязи, а людям талая вода порой заливалась за голенища сапог.

Батрак Ян затаился за избой Карела Собачника, шевелил замерзающими пальцами ног в дырявых опорках и дрожал мелкой дрожью на мерзком сыром ветру. Всю ночь он промаялся без сна и в конце концов решил-таки отмочить штуку. Но теперь, когда пришло время действовать, испугался. Ян дрожал словно мышь, которая видит манящий кусочек сыра, но опасается выбежать из норки, потому что боится кошки. Только и в норке плохо: живот подводит от голода, и на голову каплет холодная вода. Вот и не остается мыши ничего другого, как жалобно попискивать.

Возможно, Ян еще долго собирался бы с духом, но хозяин Карел проснулся и вышел во двор по нужде. Зашел за угол и обнаружил там притулившегося у стены Яна. Карел шаркнул ногой по луже, так что грязь брызнула Яну в лицо. Отфыркиваясь, батрак вскочил.

— Ты чего тут размечтался, дерьмо собачье! — рявкнул Карел. — Марш за работу! И не рассчитывай, что я такого оглоеда, как ты, и на будущий год найму! Такого лентяя у меня еще не бывало! Тебя только собакам скормить! Убирайся!

Ян побрел прочь. Нет, ничего не поделаешь, мысль надо привести в исполнение, как бы страшно это ни казалось. Жизнь становится совершенно невыносимой, хозяин уже грозится скормить его собакам, односельчане бьют, горничная Луйзе откровенно потешается над ним и натравливает на него всякое отребье. Следовало что-то предпринять.

Ян отсиделся в зарослях, пока Карел не отправился в кабак на ежедневную лечебную процедуру, сбегал в дом и снял со стены охотничье ружье хозяина. Потом достал из кармана крохотный белый комочек, облатку, которую стащил в церкви в последнее воскресенье. Размочил комочек во рту, размял в руке, придав ему форму пули, и запихнул в ствол ружья.

До сих пор все было ничего, страшное еще только предстояло. Но отступать было некуда. Ян взял ружье под мышку и направился к церкви.

Возле церкви никого видно не было, только из дома пастора доносилось слабое подвывание. Это ополоумевший Мозель занимался там своими безумными делами. Но его бояться нечего, потому что Отть всегда запирал за собой дверь, когда отправлялся в кабак пьянствовать и продавать вещи старика Мозеля. Раньше вечера пастор из дому не выйдет.

Ян остановился шагах в двадцати от дверей церкви. Наступил самый ужасный момент. Говорили, что стреляющему привидятся кошмарные видения. Яну никогда не хотелось видеть страшное, он, в сущности, был порядочным трусом. Но отчаяние придало ему храбрости. Ян вскинул ружье, мысленно попросил прощения у Бога и всех ангелов и стрельнул в церковную дверь.

В какой-то миг он увидел перед собой Иисуса, такого, каким он изображен на заалтарном образе в церкви. Иисус гневно взглянул на него, что неудивительно, потому что пуля Яна попала ему в грудь и оттуда хлынула алая кровь. В следующий миг видение исчезло. Ян выронил ружье и дрожащими руками вытер вспотевшее от страха лицо. Руки стали кровавыми. Никакого сомнения — это кровь, брызнувшая из Его тела.

Ян обессиленно опустился прямо в лужу и постарался успокоиться. Дело сделано. Теперь надо подождать, когда начнет действовать волшебная сила. И вот он уже ощутил, как откуда-то из самого нутра все выше и выше поднимаются силы, обретенные благодаря выстрелу. Ян глубоко вздохнул, когда они достигли сердца и укрепили его. Теперь он больше никого не боялся, даже чертей, и все было ему теперь нипочем. Выстрел сделал его всесильным, теперь он мог совершить все, что душа пожелает, и ни один смертный, ни один черт не мог ему в этом помешать.