Ноябрь, или Гуменщик - [43]

Так продолжалось до утра. Ханс стоял, преклонив колено, в снегу, бледный от холода, и читал стихи, которым его обучил снеговик. Волчица затаилась в зарослях, вжав лапы в землю, чтоб не сорваться и не броситься к парню. В мерзлой земле от ее лап образовались глубокие бороздки.

Когда кубьяс ушел, убежала и Лийна. Она незаметно проводила Ханса до дому, прижалась на мгновение головой к забору, окружавшему хозяйство кубьяса, и постояла так, закрыв глаза и воображая, что прижимается к Хансу. Затем потрусила домой.

Рейн Коростель уже проснулся и как раз завтракал, когда вошла Лийна, уже в человечьем облике.

— Ну, дочка, куда это ты ни свет ни заря уже ходила? — поинтересовался

отец. — Все только бы носиться где-то. Впрочем, недолго уж. Станешь хозяйкой — не будет у тебя времени гулять.

— Разве я не хозяйка здесь? — спросила Лийна. — Какой еще хозяйкой прикажешь мне быть?

— После смерти матери ты, понятное дело, здесь полноправная хозяйка, и вполне толковая, — похвалил ее Рейн. — Да только не могу я тебя здесь навсегда оставить. И не делай вид, будто ты забыла про сватовство Энделя. Вы же договорились, что под Рождество поженитесь.

— Отец! — вскрикнула Лийна. — Прекрати эти разговоры! Я никогда, слышишь, никогда, не выйду за Энделя! За эту скотину похабную! Да ни в жизнь!

— Он мужик прямой, это верно, — согласился Рейн. — Но это от врожденной честности. Эндель тебе не какой-нибудь лизоблюд барский, он не крутит, говорит, что думает, а не высказывается за спиной.

— О каких это барских лизоблюдах ты говоришь? — воскликнула Лийна. — Как ты можешь быть таким слепцом? Дурнее твоего Энделя я никого не встречала, даже Ян Карела Собачника — и тот умнее! Выдать меня за него замуж! За этого ублюдка!

— За кого же ты хочешь выйти? — спросил Рейн в сердцах. — Какие же парни нравятся нашей барышне? Этот Собачников Ян, который мыла нажрался и который умнее Энделя? За него пошла бы? Или, по тебе, так лучше в девках остаться?

— Мне нравятся... — начала Лийна и замолчала в нерешительности, но продолжила: — Мне нравится кубьяс Ханс. За него я бы пошла! И выйду!

Рейн ногой опрокинул стол так, что еда разлетелась по всей избе.

— Черт возьми! — заорал он. — Кубьяс! Этот самый мерзкий барский жополиз! Ни в жизнь не отдам свою дочку за эту свинью! Ни за какого барского прихвостня! Запомни это! Если ты еще раз осмелишься сказать мне, что хочешь выйти за кубьяса, я тебя в лес выгоню, а его, гада, топором зарублю! Слыхала?

— Да, — ответила Лийна и, схватив тулупчик, выбежала на улицу.

* * *

Спустя некоторое время она уже была у знахарки и плакала горькими слезами.

— Я хочу стать его женой! — шептала она. — Неужели это чересчур много? Я хочу этого! Я готова просить кого угодно, чтобы он помог мне стать женой Ханса! Но я знаю, этого не будет, этого не будет никогда!

— Деточка! — сказала знахарка. — Я думаю, отец твой в конце концов уступит, а если нет, то, возможно, нам удастся найти для этого средство. У меня есть и зелья, и травы такие, что отбивают у человека соображение. Уж я чего-нибудь да намешаю.

— Дело не в отце, — сказала Лийна. — Дело в Хансе. Он меня не любит. Мы даже не знакомы толком.

— Ну, тут уж я совсем ничего не понимаю! — удивилась знахарка. — Что ты из-за чужого человека слезы льешь?

— Я люблю его, — прошептала Лийна. — Я люблю Ханса, он про это не знает!

— Так ты скажи ему, не зверь же он какой, чтоб отвергнуть любовь такой красавицы, — сказала знахарка и погладила Лийну по голове.

— Отвергнуть? Дело не в этом. Он другую любит. Можешь ты сделать так, чтобы он отказался от той, другой, и полюбил... меня?

Знахарка задумалась.

— У меня полно всяких кореньев и трав, с их помощью можно запросто погубить кого-нибудь или свести с ума, — сказала она. — Я знаю немало средств, с помощью которых можно обнаружить клад или слетать в кладовку к соседу. Есть у меня всякие снадобья и зелья, средства от призраков и привидений, от нечистой силы, кикимор и оборотней. Но приворотного зелья я не знаю, не было в нем потребности. У меня все больше спрашивают снадобья от всяких недругов и хворей да защиту от воров. Одно, что мы можем сделать сейчас же, это убить ту, что нравится Хансу. Нашлем на нее антонов огонь — и вся недолга.

— Нет! — возразила Лийна. — Я не хочу ее убивать, ни в коем случае. К тому же это мне не поможет, наоборот. Ханс с тоски и помереть может, и что тогда останется делать мне?

— Умереть с тоски? — удивилась знахарка. — Такое я впервые слышу. Кубьяс, должно быть, совсем сдурел, если ему грозит такая смерть!

— Да, он совсем чудной стал, — сказала Лийна. — За то я его и люблю. Мне, бабушка, больно, так я его люблю. Понимаешь?

Знахарка вздохнула, взяла с полки сушеную мышь и принялась ковырять ее ногтем.

— Может быть, — сказала она. — Я, конечно, всего-навсего старуха с хвостиком, но и я когда-то все ждала, что один парень проберется ко мне на сеновал.

— Пробрался? — спросила Лийна.

Знахарка покачала головой и закашлялась.

— Мне припоминается одно любовное зелье, про которое мне мать рассказывала, — сказала она наконец, прочистив горло. — Надо взять у себя под мышкой пот, смешать его со своим дерьмом и скормить парню. Это помогает.