Новый сорт - [12]

Старик замолчал и снова зарядил нос понюшкой табаку.

— Ты вот свой сорт ростишь. Это хорошо. А для кого ты стараешься? Для себя?

— Ну так что? — неопределенно спросил мальчик.

— Если только для себя, так не стоит и трудиться. Завтра же его выдерну. На твой век хватит и тех яблок, что в саду растут. Нет, Ваня. Твой сорт людям нужен. Ты дело Мичурина продолжаешь, науку вперед двигаешь. Понимаешь? Науку! — многозначительно сказал дед. — А наука для себя — это не наука. Грош ей цена.

— Дедушка, а ты разве думаешь, что я только для себя учусь?

— Нет. Я так не думал, а только в душу тебе забралась обида ревнивая… Как же, мол, так. Раньше в городе среди ребят я один садоводом считался, а сейчас, почитай, вся школа в садоводы определилась. Дед родной своего внука забросил…

— Да нет, дедушка… — перебил его внук. — Я так не думал. Просто я люблю наш сад.

— И люби, а мне помогать должен.

— Я и буду помогать.

— Давно бы так. Мне больше положиться не на кого.

Некоторое время они молчали, вслушиваясь в наступившую тишину. Где-то далеко тонко свистнул паровоз.

— Двадцать первый прошел, — промолвил Ваня.

Старик его не слышал. Он думал о чем-то другом.

— У всякого растения свой век есть, — снова начал рассуждать он тихим задушевным голосом. — Однолетнее растение год живет, двухлетнее — два года, а многолетние деревья даже тысячу лет могут жить. Ученые назвали это ве… ве… как его… забыл. Подскажи, Ванюша.

— Вегетационным периодом.

— Ну вот. И зачем так назвали? Не выговоришь. Почему бы не назвать понятней — веком. Ну вот, век растения на три части делится. Первая часть — это когда оно растет и сил набирается. Вторая часть — когда плоды дает, а третья часть — когда вянет постепенно. Так и мы с тобой. У каждого свой век. Ты живешь в первой части. Растешь, учишься, сил набираешься; у тебя всё впереди. А я живу в третьей части. А только ты из практики знаешь, если старую яблоню обмолодить, она снова может плоды приносить и долго еще служить…

Дед помолчал, а потом сказал строго:

— А Пармена мы прогнали. Выселиться ему приказано из сторожки.

— А кто же сторожить будет?

— Пока сами, а потом увидим.

В стенку раздался стук и заглушенный голос матери.

— Спите вы, полуночники! Бубнят, бубнят…

— Ну, ну, — отозвался дед. — Как сон придет, так и заснем.

За окном стоял полумрак. Ваня знал, что темнее не будет и скоро опять начнет светать. В июне ночи были совсем короткие.

Утром следующего дня в монастырский сад собрались мичуринцы. Некоторые из них привели с собой родителей, старших братьев и сестер. Пришли учителя школы и все пионеры. Пришел секретарь городского комитета партии товарищ Ермаков. Многие захватили с собой лопаты и грабли, пилы. Солодовников подъехал на грузовике.

Василий Лукич едва успевал распоряжаться. Все требовали работы. Тех, кто принес лопаты, он поставил на окопку деревьев, показав, как это делается. С пилами и ножами пошли на обрезку сухих веток. Этой операцией руководил Ваня. «Садовод» пальцем показывал место и наклон среза, а потом поручал кому-нибудь острым ножом сглаживать спиленное место.

Мусор, ветки, старые листья таскали к реке, и скоро там запылал костер.

Девочки чистили и мыли сторожку. Всё старье, лежавшее в сарае, грузили на машину.

Маша Ермакова ходила по пятам за стариком с тетрадкой и карандашом и добросовестно записывала все его замечания, относившиеся к садоводству.

В самый разгар работы к старику подбежал запыхавшийся Трубач и, взяв его под руку, потянул в сторону.

— Василий Лукич, идемте скорей, — сказал Гриша. — Что мы нашли-то…

— Чего нашли?

— Да идемте скорей. В сарае всякого мусора на полу было на полметра, — рассказывал он на ходу. — Начали мы сгребать его и вдруг смотрим… кольцо. Я сначала думал, что оно просто так валяется. Хотел поднять, а оно к полу привинчено. Ну, мы стали мести кругом, а там люк…

— Подвал, что ли?

— Не знаю. А вдруг подземный ход? Вот здорово будет. Василий Лукич, мы никому еще не сказали, только вам, — предупредил, на всякий случай, Трубач, увидев идущего по саду секретаря городского комитета партии товарища Ермакова.

Когда Василий Лукич с Гришей пришли в сарай, около открытого люка стояли три рослых мальчика.

— Открыли, Сеня? — спросил Трубач.

— Еле-еле открыли. Туда лестница опускается. Нужно слазить, посмотреть…

Старик наклонился над люком.

— Гриша, сбегай-ка к Ермакову. Попроси его сюда прийти.

Ребятам самим хотелось обследовать находку. Фантазия рисовала заманчивые и даже таинственные приключения, но старик рассуждал правильно, и пришлось подчиниться.

— Вы не думайте, что это подземный ход, — сказал он, понимая настроение мальчиков. — Ничего там нет. Это скорей всего подвал, где монахи яблоки хранили.

Скоро пришел Ермаков с дочерью и Николаем Павловичем. Находка всех заинтересовала. Но, чтобы спуститься вниз, нужен был свет; со спичками не полезешь. Ермаков написал записку в совхоз, один из ребят сходил туда и принес «летучую мышь».

— Ну, кто полезет? — спросил Николай Павлович. — Кто первый нашел?

— Я, — сказал Трубач.

— Хорошо. Лезь первый, если хочешь.

Трубач, недолго думая, взял фонарь и подошел к люку.

— А вдруг монахи туда чертей запирали? — пошутил Ермаков. — Схватят они тебя за ноги.