Новый сладостный стиль - [22]

Визитер внезапно рассмеялся самым беззаботным манером.

– Сорри, ай диднт уонт ту, ну, черт, вас обидеть. Доктор Даппертутто из, ну, фром, что, ю ноу, Гофман, ну, Мейерхольд, в общем, комедия дель арте.

Менеджер был все-таки слегка обижен.

– Арт, к вашему сведению, это просто уменьшительное от Артур. Итак, хотите воспользоваться исключительной возможностью?

Между прочим, предлагая «исключительную возможность» этому сомнительному иностранцу, он отказывался признаться самому себе, что она дает и ему исключительную возможность напомнить о себе Стенли Корбаху, а там – кто знает? – может быть, даже и получить приглашение к этому небожителю.

– А как насчет еще одного стакана этого напитка? – спросил Александр и выразительной жестикуляцией пояснил свое желание.

Арт немедленно наполнил стаканы своим изысканным портом. И застыл, пораженный. Незнакомец осушил свой стакан разом, до дна, и крякнул.

– Прекрасно! – воскликнул он. – Это пойло возвращает к реальности! «Коммедия Дивина» превращается в комедия дель арте!

Арт проводил своего гостя до дверей и по дороге полуобнял его за плечи. К своему удивлению, он обнаружил под мешковидной тканью сильные мускулы акробата.

– Вы где остановились в Нью-Йорке, Алекс? Отель? Друзья? Родственники?

Незнакомец, похоже, с каждой минутой понимал все лучше по-английски.

– Я остановился пока в своем собственном теле, – сказал он с неожиданным изяществом.

Арт весь сиял дружелюбием.

– В своем собственном теле, ха-ха! Да у вас отличное чувство юмора, мистер Корбах! Сколько вам лет, между прочим?

– Пока как обычно, – усмехнулся визитер.

Арт хохотнул.

– А это звучит еще лучше! Вы просто генератор острот, сэр! Как насчет ужина в субботу?

– Сэнкью, Арт, ю гуд бой, мэ… жэ… ай флай Калифорния, нью лайф, селф-реализейшн,[38] будь здоров, симпатяга! – С этими словами он сильно хлопнул генерального менеджера по лопатке и исчез.

Даппертат вернулся к своему столу, выключил компьютер да и сам как бы отключился на секунду. Включившись заново, он обнаружил себя взирающим на продолговатый прямоугольник ночного неба посреди стальных и стеклянных стен. Прямоугольник этот то и дело пересекался огнями полицейских вертолетов и лайнеров, снижающихся к аэропорту Нью-Арк. «Комедия дель арте, – пробормотал наш молодой, подающий надежды менеджер. – С моим йельским дипломом мне бы все-таки полагалось быстрее переключаться на подобные предметы».

Может показаться странным, но дикий визитер, явившийся из каких-то диссимметричных, дисгармоничных и дислогичных пространств жизни, произвел одновременно возбуждающее и угнетающее действие на сбалансированное сознание «молодого городского специалиста». Меньше всего этот яппи жаждал увидеть себя среди персонажей сродни бессердечным и тоскливым карьеристам Драйзера. Он жаждал чего-то другого, может быть, даже ветра из тех пространств, откуда явился чудак, тезка его универмага.

6. Чернилка-непроливайка

Пока все это происходило в жизни бывшего благоверного, или, как она его называла в эти часы, полного подонка, Анисья Корбах-Пупущина в растрепанных чувствах слонялась по торговым анфиладам Большого Яблока. Все ее просто бесило в этот вечер, ничего себе подобрать не могла – то цены раздражали, то покрой, американцы говенные, много о себе воображают, а сами не понимают стиля. В мыслях все время возвращалась к проклятому Сашке: гад, правильно его крыли в газетах, немедленно научился всему антисоветскому! Родную жену проеб до самой корки и тут же стал обвинять в стукачестве! Гений сраный, кому ты нужен, жили без тебя и сейчас обойдемся, а ты спивайся в своих джунглях!

Нью-Йорк меж тем переходил к ночному режиму, темнели небесные колодцы, на дне их зажигались вывески. Она уже подходила к зданию миссии СССР, когда увидела в начале квартала запаркованный вдоль тротуара удлиненный серебристый лимо с четырьмя отражающими окнами и с одним открытым, из которого лилась сладкая латиноамериканская музыка. Почему-то она остановилась и уставилась на этот блядовоз, на который смотреть совсем не пристало члену КСЖ. Почему-то ей показалось, что эта тачка к ней самой имеет какое-то отношение. И не ошиблась. Рядом с лимузином стояли и смотрели на нее двое: один обыкновенный американский молодой человек, а второй совершенно необыкновенный некто, длинноватый и очень узкий, в серебристом под цвет лимузина костюме и с лиловой, как чернила детских лет, кожей. Ну вот она и судьба моя явилась, медленно подумала она страшноватенькую мысль. Судьба эта в дальнейшем стала развиваться в виде пошловатенького водевиля.

Вдруг она узнала этого, чернильного. Тот самый Альбер, что ли, Бланманже, или как его там, что третьего дня на улице приставал, предлагал ей богатство за одну ночь. Увидев ее, он как-то ослаб, осел на корму лимузина, выталкивает зачем-то вперед обыкновенного молодого человека. ОМЧ вдруг заговорил на обыкновенном русском языке:

– Приветствуйте! Я есть переводчик господина Альбер Шапоманже, барон Вендреди. Мы ждать вас еще более пять часов уже. Барон ручает меня вас приглашать для вкусного ужину. Он вас люблять великолепно и спит узнать вашего имения.