Годфри начал поворачиваться, словно танцуя с туманом какой-то безумный вальс, ровно на счет «десять». Годфри играл по-честному, а лже-король – нет. Он остановился раньше времени, и теперь широкая спина только начавшего разворот Годфри была прекрасной черной мишенью для его пистолета.
Из сияющего дула показался дымок. Тишину разорвал звук, будто лопнул грубо расписанный холст декораций заднего фона.
Я жалела, что не могу разорвать эту сцену надвое, как картину какого-нибудь художника, чтобы подлая пуля короля не достигла Годфри.
Я же могла только наблюдать, сжимая руки Аллегры под аккомпанемент тихого похрапывания настоящего короля в глубине кареты.
Дым вокруг пистолета короля развеялся. К собственному довольно очевидному удивлению, Годфри остался на ногах, целый и невредимый. Он стоял в классической позе дуэлянта, повернувшись к противнику боком, вытянув далеко вперед руку со смертельным оружием.
Ему осталось только нажать на курок.
Но он медлил.
Никто из нас даже не принимал во внимание, что Годфри может не захотеть стрелять.
Король опустил руку с пистолетом, дрожавшую, как осенний лист. Он был совсем беспомощен: всего лишь мишень. Он повернул голову к своей когорте, к Татьяне, ожидая от них помощи, но встретил только суровое молчание и никакого движения.
А Годфри все не стрелял.
– Огонь! – выкрикнул какой-то женский голос.
Я глянула на Ирен, но она стояла неподвижно, как статуя из серебристого льда, и только страусовые перья у нее на шляпке легко трепетали на ветру.
– Огонь! – снова закричала Татьяна из противоположного лагеря.
Голова Годфри дернулась от ее жуткого кровожадного крика. Он начал опускать пистолет, и вся сложная схема – подмена королей, возвращение счастья Клотильде, планы принцев и заговорщиков – все рушилось от его справедливого отвращения к своему противнику и его любовнице.
Я скорее увидела, нежели услышала, как губы Ирен зашевелились, и она произнесла всего одно слово.
Шум и ярость грянули из пистолета Годфри вместе с клубом дыма.
Поддельный король, выпрямившись, встретил выстрел, но не упал.
Затем он схватился за плечо и стал медленно оседать на землю, словно большая окровавленная кукла.
В близлежащих деревьях туман все еще танцевал свой беззвучный менуэт. Небольшое плотное пятно тумана растворялось в воздухе, как извиняющееся покашливание. Позади него пряталась какая-то фигура в красно-коричневом одеянии. Мне показалось, что я успела мельком заметить очертания пистолета, пока фигура не растворилась в утренней дымке, удобной и почти обязательной для дуэлей.
Мужчины с обеих сторон столпились вокруг короля и Годфри, и только Татьяна и Ирен оставались на своих местах по разным сторонам поля боя. Белое на зеленом; красное на зеленом. Они наблюдали друг за другом, а не за черным муравейником активности посреди поля. Они были вооружены не пистолетами, но кое-чем другим, и ни одна из них ни на секунду не забывала об этом.
– Я врач! – заявил чей-то голос по-английски. – Его нужно срочно унести с влажной травы!
Не успела я и рта раскрыть, как Аллегра выпрыгнула из кареты на землю:
– Сюда, сэр! Моя спутница раньше работала медсестрой!
Допустим, что уход за больными детьми можно в определенной степени рассматривать как работу медсестрой, иначе мне была бы ненавистна мысль о том, как быстро Аллегра сочинила откровенную ложь.
Через мгновение мужчины подхватили раненого короля и быстро понесли его в наше убежище. Они поднимали его снаружи, а я помогала изнутри, легко укрывая настоящего короля своим телом в объемной накидке.
– Нужно раздеть его, джентльмены, поэтому будьте любезны оставить нас, – потребовала Аллегра, вскакивая в карету следом за раненым самозванцем и решительно закрывая за собой дверь, пока я задергивала шторы.
Я слышала, как провожатые ворчат, но была слишком занята, чтобы переживать еще и по поводу их недовольства.
Раздеть в полутьме закрытой кареты одного мужчину без сознания и облачить другого в его одежду, и наоборот, – занятие, трудность которого сложно себе даже представить. Одно то, что двое мужчин и две женщины целиком заполняют собой карету, служило препятствием, но при чрезвычайно крупном телосложении обоих мужчин задача превращалась в невыполнимую.
Король, очнувшись, даже попытался снять со своего соперника сапоги, но это привело лишь к тому, что еще одни локти врезались в чужие ребра и заехали в глаза.
Должно быть, звук отчаянной борьбы, доносящийся из кареты, был поистине завораживающим: бедное транспортное средство раскачивалось на рессорах из стороны в сторону, пока мы наконец не исполнили свою миссию.
– Всего лишь поверхностная рана! – выкрикнула я для предполагаемой толпы снаружи и продолжила бороться с чередой блестящих пуговиц на несчастном мундире короля.
Ни один солдат так не страдал при выполнении своего долга. С моей персоны натурально струился пот, хотя, к счастью, в таких местах, где это было не слишком заметно.
Аллегра крякала не хуже матроса, а то, что бормотал поддельный король в своем полуобморочном состоянии, нельзя воспроизводить даже в столь непубличном месте, как личный дневник. В тот день мы с Аллегрой узнали о мужском платье гораздо больше, чем полагается незамужним дамам, но в конце концов нам удалось поменять наших королей местами в плане их облачения.
