Новый Рим на Босфоре - [237]

Написал новый папа письмо и патриарху Акакию. В нем он выражал тревогу положением дел в Александрии и на всем Востоке и молчанием об этом самого Акакия. «Где твое, брат Акакий, усердие, которое ты проявлял во времена “еретического тирана” (Василиска. – А. В.)? Если ты считаешь себя выше того, чтобы оказать подобающую честь викарию блаженного апостола Петра, чему мы не верим, то ты должен был выполнить, не молчать, а извещать нас, и из сознания своего епископского долга блюсти неприкосновенность Кафолической веры и изречений Отцов, охранять Халкидонские определения, которые связаны с Никейским символом». Как справедливо отмечают это уже не тон писем Симплиция, а тон посланий св. Льва Великого[1113].

В дальнейшем развернулись уже в буквальном смысле слова драматические события. Не дожидаясь протеста Римского папы, константинопольские монахи акимиты («неусыпаемые») во главе со своим архимандритом Кириллом выступили против «Энотикона». Надо сказать, что акимиты относились к тем лицам, для которых борьба с Константинопольскими патриархами являлась смыслом самого существования обители. Впрочем, в буквальном смысле слова это и не был монастырь, а братство наподобие тех, которые существовали в Александрии. Находясь на берегу Босфора, монастырь формально подчинялся Халкидонскому митрополиту, был чрезвычайно богат, славился прекрасной библиотекой и собранием рукописей документарного характера. Разумеется, патриарх не мог равнодушно смотреть на располагавшуюся рядом со столицей богатую обитель, а акимиты любой ценой оберегали свою независимость от него. Разумеется, они неизменно являлись верными союзниками Римких епископов и чинили всяческие волнения столичному архиерею. Конечно же, папа всячески опекал их.

Узнав об этом движении акимитов, папа немедленно послал вдогонку своим легатам, направленным к императору, порученца с приказанием вступить в общение с акимитами и использовать их в качестве союзников. Но правительство Зенона каким-то образом узнало об этом поручении, легаты были задержаны в Абидосе и препровождены под почетный домашний арест. С ними активно занимался патриарх Акакий и убедил-таки их принять «Энотикон». Они вместе совершили Божественную литургию, причастились Святых Тайн и включили Петра Монга в диптихи. Однако и Акакия ждало разочарование: его посланец, монах Симеон, выехавший вместе с легатами обратно в Рим, дабы смягчить ситуацию, поведал понтифику, что произошло на самом деле, и обвинил своего патриарха в ереси[1114].

28 июля 484 г. Римский папа созвал Собор из 77 западных епископов, низложил своих легатов, отлучил их от Церкви и попутно анафематствовал патриарха Акакия. «Ты лишен священства, – писал папа в своем послании, – отлучен от кафолического общения и от числа верных. Ты не имеешь больше права ни на имя иерарха, ни на священные действия. Таково осуждение, которое налагается на тебя судом Святого Духа и властью апостольской, носителями которой мы являемся»[1115].

Получил послание папы и император. Нет сомнений, что тональность и содержание письма шокировали его: оно содержало массу упреков в адрес Зенона, который якобы дурно обошелся с папскими легатами. И указание на то, что Апостольский престол никогда не принимал в общение Петра Монга и теперь царю надлежит выбрать, с кем состоять в церковном общениии – с ним, еретиком, или главой престола апостола Петра. Уведомлялся император и о низложении Акакия, а далее содержалось жесткое увещевание, что Зенону ничего не позволительно делать в делах веры, кроме как подчинения своей воли решениям епископов. Содержались и конкретные угрозы: «Та рука, которая, изменив ход событий, возвратила тебя из изгнания для того, чтобы ты водворил мир Церкви, – может опять дать другой оборот делу, если ты, вместо мира, будешь производить смуты». Как говорят, это послание подготовил секретарь папы Геласий, вскоре сам ставший очередным Римским епископом[1116].

Едва ли, впрочем, на императора и Константинопольского патриарха это могло произвести большое впечатление, и они пришли к обоснованному выводу о том, что дело на самом деле заключается не в «Энотиконе», а в папских амбициях. То, что папа в значительной степени использовал многие поводы для того, чтобы на практике (впервые после Халкидона) ниспровергнуть его 28‑й канон, было для всех совершенно очевидно.

Поскольку Феликс желал, чтобы на Востоке поскорее узнали о низложении Акакия, апостолик опять направил своего посланца в Константинополь, который умудрился незаметно проникнуть в столицу и передать послание папы в монастырь Дия. В ближайшее же воскресенье монахи этой обители вручили Акакию отлучительную грамоту понтифика, за что были тут же задержаны и вскоре казнены. Остальные монахи подверглись тюремному заключению. В ответ Римскому папе Акакий, ощущавший свою власть не менее понтифика, вычеркнул его имя из диптихов – в результате возник церковный раскол, названный на Западе «Акакиевой схизмой», намного переживший своих создателей[1117]. Заметим, что едва ли такое наименование можно отнести к образцам точных выражений. В этом расколе без труда можно найти и другую виновную сторону – сам Рим.